Нина Соротокина - Летний детектив (сборник)

– Ну что ты молчишь? Налей мне вина… или водки, – изогнувшись, Инна заглянула в лицо мужу. – Я выпить хочу.

Максим хмуро разлил водку по рюмкам.

– За что будем пить?

– За сад, – тут же отозвался Балашов. – А если быть точным – за сады.

– Яблоневые?

– Всякие. Чтоб цвели. И чтоб дети. Много.

– Самый убогий тост на свете. Мысли никакой. Какие-то пионерские выкрики, – ворчливо сказала Мария.

– Ну что вы? Есть мысль, – Инна потянулась к Марии с рюмкой, торопясь смягчить её холодный тон. Я буду рисовать цветущие сады! Если у вас не вырастет настоящий сад – а он здесь не может вырасти, я знаю, – то пусть будет нарисованный. Максим, почему ты молчишь?

– Нарисуй заодно и яблоки из этого сада. Хотя вряд ли они заменят настоящие.

– И детей нарисуй, много, – Мария засмеялась негромко – чем-то вдруг её позабавила мысль, что всё можно нарисовать. Вслед за ней Максим тоже залился смехом, обнял одной рукой Инну и стал чокаться со всеми, приговаривая: «Нарисуем тост, а? Любой тост можно нарисовать…» – и только Балашов, не понимая общего веселья и даже находя в нём что-то обидное для себя, оглядывал всех и спрашивал, негодуя:

– Что вы ржёте? Почему мой сад не вырастет? Нет, ты скажи…

– Молчите все! – крикнула Инна. – Я же не просто так сказала. Я же не сама выдумала. Это мне бабушка сказала. Она говорит, овцы бродят по угорам, совхозные овцы. Они все листочки на яблонях сжуют, даже коры не оставят.

– Как это – коры не оставят? – помрачнел Балашов. – Ты слышишь, что она говорит? – спросил он жену.

– Я знаю отличный способ борьбы с овцами, – отозвалась та, – просто замечательный способ.

– Какой?

– Старый и проверенный. Мы поставим забор.

– С этого и надо было начинать, – хохотал Максим. – А что нам Пасюков скажет? Вряд ли он одобрит нашу идею. Забор надо нарисовать.

– Не хочу забор, – взмолился Балашов. – Мария знает, я очень не люблю заборы. В крайнем случае живую изгородь. Посадим шиповник, он красивый и колючий.

– Совхозные овцы сжуют твой шиповник. Нужен забор. И ещё бабушка сказала, – продолжала Инна, – что зря мы астры вдоль палисадника посадили. И горох… Как я понимаю, в этой деревне очень агрессивные куры. Они взрыхляют землю лапами и склёвывают всё, отдалённо напоминающие зерно. В деревне все ставят высокие плетни, через которые куры не могут перелететь.

– Всё понятно, – сказал Максим громко и торжественно. – Завтра мы вдоль нашего гороха поставим высокий плетень. Перелетевшие куры пойдут в бульон. Кто за? Выпиваем…

– Вы что, с ума посходили? Какой плетень? Максим, я держал тебя за умного человека. Манька, перестань хихикать! И включите свет, чёрт подери! Не могу я эти глупости в темноте обсуждать.

– А хорошо, что в доме есть электричество? – Мария чуть гнусаво передразнила мужа: – Ах, этот чудесный забытый крестьянский быт…

И опять все рассмеялись.

С самого утра Балашов начал нервничать, словно предчувствуя неотвратимо надвигающиеся склоки и ругать, суету, одним словом.

– Ладно, огородим участок. Уговорили, – рассуждал он за завтраком. – На забор возьмём самые негодные, самые грязные брёвна из коровника. Крепкий свежий забор очень раздражает глаз. Я как вижу такой забор, думаю: «Какого чёрта? Зачем его поставили? Что прячут за этим забором? А мы поставим гнилые некрашеные столбы, и люди сразу поймут, что нам нечего прятать, что забор нужен только для защиты сада. И потом, с Пасюковым надо посоветоваться.

– Уехал твой Пасюков. Уехал к родственникам в деревню.

– Уехал так уехал. Вдоль забора мы посадим иву. Люди говорили: «Воткни в землю ивовый прутик, он и прорастёт». Природе, главное, не мешать, – продолжал Балашов разглагольствовать, но как только пришла пора заняться заборным делом, он тут же заявил, что садовые дела поважнее, и, захватив бутылку «Столичной», ушёл к соседу Шутову.

– Я пока ямы под столбы буду рыть, – крикнул Максим ему вслед, и Балашов, весь поглощенный заботами о будущих сливах, ответил коротко:

– Давай, давай, – и скрылся за соседним плетнём.

Честная, полюбовная сделка заняла два часа.

– Бери каждое третье дерево, мне сад прорежать надо, – подвёл Шутов черту дружеской беседе.

Столь щедрое разрешение Балашов воспринял как немедленный призыв к действию и начал было поднимать домочадцев на пересадку слив, но, встретив решительный отпор Марии и укоризненный взгляд Максима: «Начал дело – надо кончать», – сразу умерил пыл. Он ещё потянул время: полил яблони, кусты, не забыл посаженную вчера сосенку и дёрн с цветущими маргаритками, который они вместе с Тимкой вырезали с Тугановской поляны – последнего напоминания о когда-то цветущей барской усадьбе. И только после этого с ленцой и неохотой стал вбивать в землю столбы будущей ограды.