Александр Григоров - Знать [СИ]

Кольцо сжималось.

Знатоки готовились к схватке, последней в жизни. В нормальной жизни — точно.

— Пауки — насекомые! — прогремело над строем.

В воздухе появился огромный зеленый пузырь, который покрыл поле боя — никто по ту сторону щитов не сомневался в сказанном.

Пользун поднял воротник легкой курточки, похожей на френч, и шагнул навстречу военным. Перебросил из руки в руку планшет, разминая свободную кисть.

Попытался произнести знание, но слова не рождались, хотя перед выходом он повторил пяток тезисов из неиспользованных запасов.

— «Мощная глупость».

— «А ты как думал?»

— «Думал, вы слабее».

— «Мы — сильнее. Нас больше, и мы не думаем».

Рёшик стал лицом к лицу с инокомыслящим.

Обернулся, посмотрел на свое войско — тощее, поросшее щетиной, ссутуленное.

Поднял руки вверх, проговаривая в землю всплывшее из памяти знание:

— «Если противник сильнее, твои действия должны выйти за пределы его понимания». Бернар Вербер.

Надломился Рёшик, не смог пальнуть. Но внутри появилось чувство, что заряд никуда не делся, а остался здесь. Как мина или присыпанная бомба. Первый попавшийся невежда взорвется.

Знатоков повели к автобусам. На месте несостоявшейся схватки остались трое БСников — заполняли бумаги и зачищали местность…

…Съемочная группа «Клика» задержалась на предыдущей точке и приехала с опозданием. В парке возле детского дворца было пусто. Деревья верхушками трогали наступающий вечер. Трое стояли чуть в стороне — видимо, шли с работы и остановились подышать воздухом.

Взрыв грянул, когда журналисты садились обратно в машину.

В приступах информационного голода виделись миражи. Лента социальной сети — спагетти: мотаешь на вилку, потом долго жуешь. Телевизионные новости представлялись котлетой — пережаренной или, наоборот, сыроватой. Все это запить компотом из видеороликов — жить можно. Он неделю ходил по квартире: с полным желудком и пустой головой.

Второй раз сажать Рёшика в СИЗО Карп Наумович не стал. Хотя ранение сотрудника БС посредствам информационной мины — дело серьезное, но в уголовном кодексе словесные воздействия не прописаны. Проще поместить под домашний арест, без суда, чисто по-дружески.

Книг в шкафу немного, они давно прочитаны. Планшет с библиотекой отобрали в автозаке. Предварительно обыскав квартиру, словесники отформатировали диск в компьютере и изъяли телефон. Календарь на стене добродушно оставили.

— И что самое интересное, — говорил в день посещения Раскин, — совершенно мне непонятно, когда такое закончится. Они могут держать тебя здесь до второго пришествия, как будто первого им не хватило. Юридически ты свободен, я могу апеллировать разве что к господу богу. Но наш суд не признает решения этой инстанции. Так что терпи, Игорь, вот тебе сосиски, завернутые в сегодняшний «Клич», какая ни есть, а пища. Сосиски лучше не есть.

— Я люблю тебя, Игорь, — шептала Яся. — Знаешь, что пишут из Столицы?

— Устроился дворником, — это Аркадий Филиппович, — пока тяжело, рано вставать. Говорят, зимой труднее. Зато сам себе хозяин, никаких планерок. Ростик вернулся на подработку к своим айтишникам, собирается поступать в институт радиоэлектроники.

— Я люблю тебя, Рёшик. Давай, принесу флешку с фильмом? Я спрячу так, что не найдут.

— А когда узнал, что я тот самый Истомин, знаток, чуть ли не вдвое стал мне платить. По тысяче за прием, представляешь? Друзей подтянул, сочувствующих. Дескать, им все равно, где проверятся, пусть идут к хорошему человеку. Сейчас я зарабатываю больше, чем до. Поддержу тебя, как смогу, но договориться с ними, — Володя кивнул на дверь, — денег не хватит.

— Я люблю тебя, командир. А что, если мы выпрыгнем из окна и полетим?

— Они контролируют воздушное пространство. В этой стране не осталось свободного от глупости места.

Холодная телефонная трубка, знакомый низкий голос. Рёшик слышал его раньше, очень часто, но как давно. И почему они не отключили городской номер?

— Есть план — сделать с тобой интервью. Знаю, что сложно, но я добьюсь. У меня сейчас большие возможности. Дай несколько дней, я все улажу.

— Нет, Фира. Страшно представить, что тебе придется вытерпеть ради этого.

«Короткие разговоры — как черствая горбушка: грызешь, ломаешь зубы, лишь бы не молчать. И глотаешь крохи, набивая живот. Потому что не о чем говорить с дорогими людьми — они сыты по горло, а я адски голоден».