Ульяна Колесова - Человек из тридцать девятого

Достал папиросы, закурил. «Сколько ни курю», — хмыкнул, — «а в пачке всё три папироски. И вода не кончается…»

«А что дальше было?» — это уже Люся спросила, даже у нее любопытство страх пересилило.

«Когда узнала Таня про пожар, расспрашивать стала. Знакомый у нее был из охраны, сочувствовал им с Михаилом очень, вот и выдал ей секрет про исчезновение. Она, конечно, связала это с Мишиными рассказами и догадалась, что к чему. Очень уж ей хотелось верить, что Миша жив. Всё ждала весточки от него, ходила к бараку, хотела найти хоть какой-то след. Переживала, плакала по ночам. Осень наступила, потом зима… Ничего, никаких вестей. Тут вспомнила Таня про жару, воспряла духом, стала следующего лета ждать… Не велел я ей без меня ходить, да вот не послушала. Второго августа, ничего мне не сказав, отправилась сюда… и больше не вернулась. Я сразу понял, в чем дело, и за ней. У меня ведь, кроме нее, тоже никого. Танюшу я встретил как раз, когда мой срок закончился. Сразу и поженились. Она, конечно, уезжать не захотела, вот я и остался. Жить везде можно, человеку, кроме свободы и любви, ничего не нужно. Хорошо мы жили… пока это всё не случилось. С тех пор ищем друг друга. Найдем ли… Кто знает…»

Вздохнул тяжко, и жаль его стало, ужас, как. Девчонки, помню, аж слезу пустили. Хоть и трудно было поверить в его историю, а поверили. От этого снова жутко сделалось.

Это он что ж, получается, бродит туда-сюда во времени наугад…

Когда осознаешь такое, впору рассудка лишиться. А тут еще смотрим, темнеть начинает… Переглянулись, мол, уходить пора.

Люся позвала было пришельца с собой, сердобольная, да, спохватившись, осеклась. Куда такого-то с собой?

«Идите, идите, мне с вами не по пути…» — только и сказал напоследок. Голос его снова стал хриплым и неожиданно низким, как на грампластинке с замедленными оборотами.

Ребята выскочили на улицу, а я сделал было шаг и остановился. Не надо было спрашивать, но не сдержался я, задал вопрос, который мучил меня всё это время: «А что там, с другой стороны?»

Тут он медленно так обернулся и посмотрел на меня… Ох, не забыть мне этого взгляда! Лицо его как-то еще больше осунулось и потемнело, что ли. Глаза — словно дырки насквозь, а за ними пустота… Что-то с ним в эту минуту происходило неясное, вроде как облик человеческий начал размываться, уступая место чему-то иному…

Как добежали до дома, не помню, а только историю эту мы никогда не обсуждали. Позже ребята разъехались, кто куда. Серега, говорят, спился, бедолага. Люся с Сашей поженились, всё у них вроде хорошо сложилось. Наташа до столицы добралась, учиться уехала. Там след ее и затерялся. Ну, про меня вы знаете…

А барак всё же снесли, еще в начале девяностых, однако место до недавних пор пустовало. Года четыре назад отстроили там новый микрорайон. Хороший, благоустроенный, по зарубежному проекту. Красота кругом, нашего старого поселка с землянками и не узнать! Летит время…

Что говоришь? Не повезло новым жильцам? Кто знает, дай бог им никогда не прикоснуться к этой тайне. Климат здешний мягчает. Лето хоть и жаркое, но выше сорока уж много лет не поднималось. Авось, обойдется.

Да зачем всем знать-то об этом? Вас, молодых, хлебом не корми, дай всё разведать, до сути докопаться, причинно-следственную связь, понимаешь, установить! А по мне, так не в каждую тайну человек должен свой нос совать.

Я думаю так: много плохого совершилось на земле этой, с большим перебором. Природа зла человеческого не любит, вот и выворачивается наизнанку. А может, учит, предупреждает. Зло, оно ведь хуже выстрелов дырявит, и души человеческие, и землю. А через дыры эти лезет всякое, чему объяснения нет и быть не может.

Ничего. Земля добра, глядишь, всё выровняется, рассосется.