Мари-Сабин Роже - Жизнь с нуля

– Насколько я младше его?

Тетя вздыхает и шевелит губами – я понимаю, что она считает в уме.

– Ты родился примерно через год и три месяца.

Она выдает информацию дозированно, как капельница лекарство.

Моего старшего брата звали Морбер – такое имя у кого угодно отобьет охоту жить долго. Он был очень похож на меня.

«Только, пожалуй, красивее», – делится своим мнением тетя Жизель.

Как я выяснил, мать узнала, что беременна мной, сразу после смерти моего старшего брата.

– Это было еще одно тяжкое испытание, – едва слышно, замогильным голосом произносит тетя Жизель.

И оно оказалось не последним. В детстве у меня не было такого железного здоровья, как сейчас: когда мне было два года, я подхватил тяжелый грипп. Мать охватила паника, она представила себе, что может потерять и второго сына, нервы у нее не выдержали, и она нас бросила. Испугалась и убежала. Да, вот так вот глупо.

Не перестаю удивляться странностям человеческой природы.

Итак, подытожим: я действительно сын своего отца – мать бросила меня потому, что боялась потерять, – отец всю жизнь не мог ей этого простить и возлагал на меня ответственность за ее уход, хотя, прошу прощения, никакой моей вины тут не было.

Я вслух выражаю свое возмущение по этому поводу.

– Ну, знаешь ли, твой отец никогда не блистал умом… – говорит тетя Жизель.

И, забыв, что обращается ко мне, добавляет:

– Что ты хочешь от мужика…

В сущности, я должен сердиться только на себя: если бы я питал хоть малейшее уважение к семейной традиции (одно поколение – один сын), то ни за что не появился бы на свет, раз у моих родителей уже был сын, этот старший брат, которого тетушка за вечерним чаем вдруг преподносит мне, извлекает из небытия, как фокусник достает кролика из цилиндра, и о существовании которого, впрочем весьма кратком, меня никто не поставил в известность.

А кстати…

– …Если я правильно понял, то 15-го числа я остался жив потому, что Судьба уже распорядилась участью Морбера?

Тетя в ответ бессильно разводит руками: она явно ничего об этом не знает, более того: никогда над этим не задумывалась. А я продолжаю, обращаясь к самому себе:

– Но в таком случае как могло произойти, что он умер в полгода? Ведь, если мои рассуждения верны, ему, старшему сыну, следовало умереть в тридцать шесть лет?

– Твой отец в то время тоже находил это любопытным, – соглашается тетушка.

Любопытным?

Думаю, я на его месте выбрал бы другое, более жесткое слово. Какое? Ну, не знаю, может, трагическим? Сногсшибательным? Ошеломляющим?

Но у нас в семье всё ошеломляющее. Так что при выборе определений приходится соблюдать градации.

Тетушка снова и снова обмакивает печенье в чай, а потом забывает вынуть. Теперь чашка на треть наполнена разбухшими хлопьями. Вдруг я щелкаю пальцами:

– Понял! Это он был незаконнорожденным!

Но, выпалив это, тут же мрачнею:

– Нет, не выходит. В этом случае я унаследовал бы родовое проклятие и умер бы 15-го числа, как и предполагалось.

У тетушки лицо растерянное и озабоченное.

– Ну да… Вообще-то… Понимаешь, наследственность – это так сложно…

Я перебиваю ее и произношу звенящим голосом:

– Только не надо морочить мне голову, я исследовал биографии как минимум четырех поколений своих предков и знаю точно: все мужчины в нашей семье умерли в день своего рождения, это подтверждают свидетельства о смерти. Так что объясни, почему Морбер, если он был сыном моего отца, не умер в тридцать шесть лет, согласно семейной традиции? А если я законный сын, почему у отца, в отличие от всех его предков, был не один сын, а два?

Я чувствую, что тетя Жизель хочет открыть мне какую-то тайну, но никак не решится.

Я накрываю ладонью ее руку и говорю бесстыдно-вкрадчивым тоном:

– Тетя, ты же знаешь, мне ты можешь рассказать все.

Она смотрит на меня своими печальными, влажными от слез глазами:

– Понимаешь, мой мальчик…

Фразы, которые начинаются словами «Понимаешь, мой мальчик…» или как-то похоже, в принципе не предвещают ничего хорошего. Я приготовился услышать нечто, леденящее душу.

И не ошибся.

– Понимаешь, мой мальчик, у твоего отца было двое сыновей, потому что он не был сыном своего отца.

Вот это да. У меня просто нет слов.

– Морван был моим братом по матери. Он не принадлежал к роду Негруполисов. Но он так и не узнал об этом.

Не сказав больше ни слова, она протягивает мне альбом, открытый на странице, где на фотографии изображен мой отец в десятилетнем возрасте, с моими дедушкой и бабушкой. Между ними нет никакого сходства, это сразу бросается в глаза. Но почему я не замечал этого раньше? Почему он этого не замечал?