Мари-Сабин Роже - Жизнь с нуля

– БИМБИМ, К НОГЕ! – в бешенстве завопил мой дед.

Бимбим нехотя повернул назад. К несчастью, одно из колес тележки наехало на ногу Мориса. Нога не особенно пострадала, поскольку тележка была пустая, а земля рыхлая. Но дед, как всегда в стельку пьяный, не мог выбраться из-под тележки и застрял намертво. Как раз в этот момент небо словно раскололось пополам от нескольких ослепительно-ярких вспышек. Молния попала в дуб, стоявший у обочины дороги. Напрасно Морис кричал Бимбиму, чтобы тот двинулся с места, хоть вперед, хоть назад, хоть вправо, хоть влево, хоть ко всем чертям. Бимбим был осел, поэтому он даже не шелохнулся. Молния вспыхнула в последний раз и угодила прямо в моего деда.

Оглушительный раскат грома был слышен даже в деревне. Часы показывали 11 часов утра.

Бимбим вернулся один, челка у него обвисла, шерсть на спине обгорела. Люди отправились на поиски. Наконец на незасеянном поле обнаружили дымящуюся тележку, а под ней – моего деда Мориса, поджаренного, как барашек на вертеле.

Сидя рядышком на диване, с застывшим взглядом, машинально поедая чипсы из стоящей на столике салатницы, Пакита и Насардин выслушали мой рассказ.

Пакита время от времени вздыхала или покусывала ноготь большого пальца. Насардин покачивал головой: он часто так делал, чтобы выразить интерес, изумление или неодобрение.

Сейчас они смотрят на меня с тревогой. А я не понимаю почему.

В детстве я постоянно слышал все эти байки, и сравнительно недавние, и совсем старые, в которых за долгие годы появились всевозможные цветистые подробности, неточности и неясности. До смерти моего отца – и даже, должен признаться, какое-то время после – я чувствовал, что мне досталась особая, необыкновенная судьба. Я шел по жизни, высоко подняв голову, твердым шагом. Только потом, достаточно поздно, до меня дошло, что недалек тот день, когда героем очередной серии семейной эпопеи стану я сам. И мне стало уже не до смеха. Но в двенадцать лет я был страшно горд, что принадлежу к роду Негруполисов. Мне очень нравилась эта фамилия, я считал, что наши предки когда-то были горцами.

Отец смотрел на это иначе. Потому что смотрел с более близкого расстояния. Этот молчаливый, меланхоличный человек работал кассиром в продуктовом магазинчике, который принадлежал не ему. Он был лишен честолюбия, как и другие мужчины в нашем роду: все они довольствовались скромным, незаметным существованием, не мечтая о большем, не желая перемен. Словно ожидание безвременной смерти подрезало им крылья. Мне это казалось идиотизмом: как можно отравлять себе жизнь только потому, что когда-нибудь она кончится? Все равно что отказаться есть мороженое под тем предлогом, что оно скоро растает, или не плавать в бассейне, потому что через полгода наступит зима. Я придерживался принципа «здесь и сейчас», но в этом не было моей заслуги, ведь в детстве все живут одним днем. Сложности возникают позже.

Впрочем, мне уже в раннем возрасте довелось столкнуться со смертью – из-за золотой рыбки по имени Бюбюль. Мне не исполнилось и пяти лет, когда однажды утром я подошел к аквариуму и увидел, что Бюбюль плавает кверху брюхом. Я стал делать ей искусственное дыхание через соломинку, но это не помогло.

Бюбюль сломалась.

Я отнес рыбку папе, уверенный, что папа сможет ее починить, ведь у него золотые руки. Папа мрачно взглянул на Бюбюль и произнес:

– Умерла твоя рыбка.

Тогда я спросил:

– А это надолго?

И папа ответил:

– Это навсегда.

Потом он спустил рыбку в унитаз: можно сказать, она вернулась в родную стихию.

Я смотрел, как Бюбюль вертится в крошечном водовороте и исчезает в глубине унитаза.

Так вот что значит умереть: это довольно-таки мерзкая штука, и если она случается, то раз и навсегда.

Примерно то же я почувствовал в день, когда умер мой отец. Какая жестокость: поставлена завершающая точка, и теперь ничего не исправишь. Но к этому примешивалось еще смутное чувство вины, казалось, я в ответе за то, что случилось, хотя обведенная черным дата на календаре должна была напомнить мне о неотвратимом приговоре Судьбы.

Впрочем, день начался хорошо: мне удалось самостоятельно упаковать подарок отцу в подарочную бумагу, оставшуюся с прошлого Рождества. Я потратил на это час времени и полкатушки клейкой ленты.

Отец как будто был в хорошем настроении. Сейчас, годы спустя, я склонен думать, что его веселость была наигранной и что я должен был догадаться об этом, поскольку он два-три раза рассмеялся, чего не делал никогда.