– Стоп! Лучше прерваться здесь. У вас такое бурное воображение, что вам лучше сменить занятие и вооружиться пером. Вы произвели бы сенсацию, это я вам как книготорговец говорю! Только, чур, не обижаться, меня среди ваших будущих читательниц не окажется, фантастика не относится к моим излюбленным жанрам.
– Вы ни слову не верите в моем рассказе.
– Хотите, поменяемся местами? Я займу ваше, вы мое; я задам вам тот же вопрос, когда иссякну. Что вы мне, по-вашему, ответите?
– Процитирую место из одной книжки, которую прочел давным-давно.
– О чем же там повествовалось?
– Там было написано, что некоторые сюжеты, кажущиеся невозможными, могут осуществиться, если очень сильно захотеть в них поверить вдвоем. Можно мне тоже задать вам один вопрос?
– Мы так далеко зашли, что…
– Вспомните детство, когда наши родители молча любили друг друга. Вам рассказывали в те годы сказки про фей и демонов? Верили вы в этих существ со сверхъестественными способностями? Мечтали о фантастических мирах?
– А как же, как все дети.
– Что произошло потом?
– Потом женщина, рассказывавшая мне все это, ушла в мир иной. Не далее как вчера, – ответила Манон.
– Ну а мой отец вернулся с другой сказкой, и это напомнило мне, почему я стал пианистом, потому мне и захотелось изо всех сил ему поверить, даже рискуя выставить себя на посмешище. Теперь моя очередь попросить вас об обмене ролями. Только представьте, что сегодня, завтра, через пять лет мать снова предстанет перед вами и попросит об услуге, от которой будет зависеть ее вечная посмертная жизнь. Как бы вы поступили? Рискнули бы прослыть помешанной или отвернулись бы от нее?
Манон попросила налить ей еще вина, и Тома́ напомнил ей, что это будет уже четвертый бокал.
– Мне захотелось проветрить голову, я приглашаю мужчину поужинать – и что же? Он рассказывает, что путешествует в компании призрака своего отца. Если, услышав все это, я шлепнусь навзничь, точно ли в этом будет виновата бутылка бордо? – ответила она уже слегка заплетающимся языком.
Тома́ оглянулся на бар, где Раймон развлекался подслушиванием беседы только что образовавшейся парочки. Это не ускользнуло от внимания Манон.
– А я чуть не закатила вам сцену на входе! – хихикнула она. – Вы конечно же следите за своим папашей!
Тома́ обошел эту ее реплику молчанием. Вскоре он сообщил, что намерен заплатить и проводить ее домой.
– Ничего подобного, вечер в разгаре, я хочу десерт!
И она щелкнула пальцами, подзывая официанта.
– Мне бы чего-нибудь тонизирующего. Шоколадного, с двумя ложечками. И еще бокал вина. Вы любите шоколад? – обратилась она к Тома́.
– Да, я смотрел на него, – ответил наконец он. – Я позволил ему прийти сюда, но с условием, что он не станет нам мешать.
– Ваша убежденность очаровательна, – сказала Манон со вздохом.
– В прошлый раз вы так говорили про мою неуклюжесть.
Она посмотрела на него с любопытством:
– Моя мать и ваш отец… Вы давно про них знали?
– Нет, он открыл мне глаза, только когда вернулся и только потому, что ему понадобилась моя помощь.
– Иначе он так и оставил бы эту тайну у себя в могиле, – иронически подхватила она. – Выкладывайте все, меня это касается не в меньшей степени, чем вас.
– Я мало что могу вам сообщить. Да, они любили друг друга тридцать лет, сначала встречаясь каждое лето, а потом, после того как ваши родители переехали сюда, это была уже любовь на расстоянии.
– Такова версия вашего папаши или ваши собственные фантазии! Где доказательства, что это не было всего лишь мимолетное увлечение?
– Теперь вы понимаете, почему при нашей встрече я избрал молчание? Я вам не солгал. Как бы вы отреагировали, если бы я представился и немедленно все выложил?
– Вы правы, я бы сразу вас прогнала, потому вы и прикусили язык.
– Наверное. Теперь я об этом сожалею.
– Почему?
– Доедайте свой десерт, я вас провожу, в вашем состоянии нельзя садиться за руль, и потом, дальнейшее было бы осложнено прошлым наших родителей.
– Что за «дальнейшее»?
– То, которое дорисовываешь только в голове, а жаль, – сказал Тома́, косясь на соседний столик.
Манон проследила за его взглядом и прыснула.
– Он пересел за столик?
Раймон с лукавым видом заверил сына, что спасет его из передряги, в которой тот оказался по собственной вине, после чего Тома́ снова произнес не свои, а чужие слова:
– Дело было пасмурным днем. На вашей матери было голубое платье в цветочек, вы были одеты так же, вас можно было принять за сестер. Мой отец подарил вам конфеты, ваша мать не возражала. Пока вы играли в классики, они сидели на скамейке и тайком держались за руки. Вы подошли к ним с вопросом, кто этот господин, ваша мать ответила: «Летний друг, милая». Вы убежали играть, радостная и ни о чем не подозревающая. Потом наступила осень, и вы снова спросили мать, что за человек подарил вам тогда конфеты. Тогда она опустилась на колени и открыла вам правду, взяв с вас слово хранить ее в тайне. В тот год, когда вам исполнилось десять лет, у вас были все шансы на победу в танцевальном конкурсе, но вы поскользнулись на уроке спортивной гимнастики на акробатическом бревне и сломали ключицу. Вы были безутешны, мать повезла вас в Нью-Мексико, чтобы отвлечь. Такие путешествия вдвоем с матерью стали традицией, каждый год вы куда-нибудь отправлялись на День благодарения: в Каньон Антилопы в Аризоне, на Большое Соленое озеро в Юте, в Йеллоустонский парк, в Новый Орлеан, на Ниагарский водопад, в Батон-Руж и на Миссисипи, на гору Рашмор. На ваше шестнадцатилетие вы посетили вдвоем Рим и Венецию. Вы хорошо учились, но были дерзкой, за это вас отчислили из городского колледжа Сан-Франциско. Ваш отец сделал щедрый взнос, и вас приняли обратно. В пятнадцать лет вы болели за хоккей на льду, вашей командой была «Сан-Хосе Шаркс», а не «Сан-Франциско Буллз». Мать подозревала, что вы влюблены в нападающего Билла Линдси.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу