Алексей Баев - Введение в человечность [СИ]

Естественно, Мария Станиславовна меня не узнала. А когда я про день рождения сказал, так и вовсе как на психа посмотрела.

— Вы, — говорит, — Сервелант, меня ни с кем не путаете?

А с кем я могу собственную мечту, Леша, перепутать? Но не скажешь ведь так сразу, прямо в лоб, что я тогда, когда встретил ее впервые, еще колбасою был. Зачем сразу о себе дурное мнение складывать у симпатичных и, главное, приятных глазу и душе окружающих?

— Возможно, — отвечаю, — хотя… вряд ли. Уж больно ваша внешность запоминающаяся.

— Да, — в наш диалог, спасая мое положение, осторожно вмешалась Татьяна, — Машенька у нас красавица. Ее спутать с кем-либо трудно… Ну что, мужики, так и будете в прихожей стоять?

Николай встрепенулся:

— Действительно, чего мы тут встали? Танюш, у нас на ужин что?

— А на ужин у нас курочка. С брусничкой.

— М-м-м, Сервелант, ты как?

— С брусничкой? — делаю вид, что переспрашиваю, а у самого уже слюни ниже подбородка. — С брусничкой — это восхитительно!

Ужин и впрямь удался на славу. Всю жизнь, Леша, завидую людям, которые готовить умеют. Моих-то кулинарных способностей больше, чем на яичницу-глазунью не хватало. Но это ведь не самая большая беда в жизни, правда?

— Сервелант, — говорит Мария и на меня заинтересованно смотрит, — имя у вас интересное. Я раньше такого не слышала. Вы русский?

— Да вроде того, — отвечаю, — по паспорту. А на самом деле — поди его разбери. У меня знакомая семья есть: он — еврей, она — татарка, а дети — русские. Русские — это ведь не национальность, а к ней прилагательное, как сказал кто-то из известных. Не помню, к сожалению.

Все рассмеялись, обстановка сразу разрядилась. Облачко настороженности, висевшее в воздухе между мною и Марией, сразу же бесследно испарилась.

— Как вас уменьшительно-ласкательно зовут? А то Сервелант — уж очень официально.

— Не знаю про уменьшительность и ласкательность, — пожал я плечами, — а с детства еще Большим Змеем называют, или просто Змеем. От того, наверное, что на индейца похож.

— Похож, Змей, похож, — хохотнул Николай. — Натуральный Чингачгук!

— А мне можно вас так называть? — спрашивает Мария.

— Конечно, — отвечаю, — буду рад.

— А меня Машей зовите, хорошо?

— Хорошо, Маша… А вы замужем?

Николай посмотрел на меня с укоризной, потом повернулся к Маше.

— Точно, индеец. Ты, Мария, на него не обижайся. Он у нас такой. Прямой, как та стрела.

А она, смотрю, и не обижается. Сидит и лишь трясется в смехе беззвучном.

— Н-н-нет… Я и н-н-не обижаюсь… Змей, я не замужем. Не берет никто. Один взял как-то, так и тот сбежал. Аж через полгода.

— А чего так?

— Ничего. Элементарно не сошлись характерами. А вы, Сервелант, всегда такой открытый с малознакомыми?

— То есть? — не понял я вопроса.

— Ну, всегда так прямо в лоб спрашиваете?

— А что тут такого?

— Не знаю, ничего в общем-то. Просто непривычно как-то. Обычно все наводящие вопросы задают, ходят вокруг да около, считают, что нормы приличия соблюдать следует в любом случае. А вам, похоже, все эти нормы до лампочки.

— Это да, — отвечаю, — до лампочки. Не все конечно… Маш, вы знаете, я не хочу казаться умнее, чем есть на самом деле, культурнее, образованнее. Я такой, как есть, нравится вам это или нет. Я ж не заставляю с собой общаться. Колхоз — дело добровольное, как говорил Феликс Эдмундович, перезаряжая маузер. А то, что вы мне нравитесь, это разве плохо? Мое дело, в конце концов.

Маша снова засмеялась.

— И меня, значит, не спросите?

— О чем? О том, можете ли вы мне нравится без вашего разрешения?

— Ну, хотя бы…

— А чего спрашивать? Разве этот ваш вопрос что-то изменит? Ответите, что нельзя, так я тайно о вас, Маша, думать буду. Сколько бы вы не сопротивлялись.

Николай с Татьяной весело наблюдали за нашим диалогом. Наконец, Таня не выдержала:

— Ребят, ну хватит! Давайте-ка лучше вина выпьем. У нас там с нового года бутылка муската заначена… Никола, неси. И фужеры захвати…

Вино было чудо как хорошо, Леша! Или просто компания замечательная подобралась. Или я… влюбился? Влюбился! С первого взгляда, помнишь же. И со второго — сейчас — любовь моя к этой женщине, замечательной во всех отношениях, только крепла с каждой минутой. С каждым мгновением. Да…

Но Маринка, сидевшая весь вечер, как на иголках, не выдержала. Когда я поднялся с табурета всего лишь размять суставы, тут же схватила меня за руку и утащила к себе в комнату. Кормить рыбок.

— Ну, наконец-то они от тебя отвязались, — произнесла девочка, когда за нами закрылась дверь. — Вы, взрослые, как только соберетесь вместе, о детях сразу забываете. Вот объясни мне, почему?