Анна Матвеева - Птичий рынок

Прошла неделя, другая, и люди успокоились, привыкли жить с чувством постоянной опасности, которое незаметно сделалось частью их повседневной рутины. Тем более что удав так и не вышел к людям. Скорее всего, он погиб (трагическая развязка), или просочился в другую коммунальную сеть (открытый финал), или сумел каким-то чудом (хеппи-энд) пробраться в естественный водоем, протекающий в полукилометре от нашего дома.

Е.Е.Шмидт продолжает истово молиться, одержав победу над последним искушением этого ужасного мира.

Если вам задают вопрос с двумя вариантами ответа, смело отрицайте оба. Без разницы, к какому из них вы склоняетесь. Вопросы с двумя вариантами ответа – феномен из разряда терпимых, но отнюдь не желанных. Это примерно как верхняя боковушка в плацкарте, как гель для душа на 23 Февраля или как тусклая речь в Совете Федерации. Неважно, между чем выбирать – между Толстым и Достоевским, между Роналду и Месси, между чаем и кофе, между верой в Бога и его отрицанием – это всё для лишенных воображения и гибкости мысли.

Иногда от выбора не отвертеться – скажем, в парикмахерской, когда вопрос “Вам виски прямые или косые?”, несмотря на логичность и предсказуемость, вызывает секундное замешательство из-за настоятельной необходимости определиться. В остальных случаях ставьте вопрошающего на место, указав на ущербность бинарных оппозиций и на самонадеянную интонацию. Можно сослаться на Деррида, если вас не страшит перспектива прослыть снобом.

И уж ни в коем случае не попадайтесь в зоологическую ловушку, если у вас поинтересуются, кошатник вы или собачник. Назовите лангустов, горностаев, кондоров, лам, яков, гиен, крокодилов или, на худой конец, тараканов. Никаких кошек и собак, потому что у этих существ армия приверженцев и без вас неисчислима. Если ваш голос ничего не решает, зачем подчинять его хору?

Памятуя о моих принципах и пристрастиях, мне подарили морскую свинку. К дару я отнесся с подозрением и холодностью. С одной стороны, это не кошка, не собака и не удав Голубчик, которого надо кормить мышами, а представитель травоядных, как я люблю. С другой, в свои девятнадцать я чувствовал себя на все семьдесят и тяготился лишними привязанностями.

– Назови ее Гексли, – предложила Рита.

– Не мой дуал, – возразил я. – Робеспьеру больше Гюго подходит.

– Какие мы просвещенные!

– Твоя школа.

Рита увлеклась соционикой на первом курсе, заразила ею меня, а затем быстро к ней охладела. На тот момент когда Рита вручила мне морскую свинку, я по привычке типировал каждого, кто хотя бы на минуту появлялся в моей жизни и считал филфак ошибкой молодости, потому что психология объясняла мир круче и убедительнее.

Неудивительно, что, перебрав с десяток имен, я все-таки остановился на Гюго.

Мы с Ритой пикетировали против контактных зоопарков, срывали цирковые афиши в метро, раздавали антимеховые листовки и мечтали крушить промышленные фермы, где разводят кур, свиней или кроликов. Мы славно дружили, а Гюго сделала нас по-заговорщицки близкими и в то же время внесла в дружбу ноту недоговоренности и разлада. Я не хотел делить Гюго с Ритой, а Риту – с Гюго, а потому ревновал их друг к другу. Как если бы мы завели ребенка, а он обрел в моих глазах самостоятельную ценность.

Говорил же, с привязанностями у меня не очень.

Репутация у травоядных так себе. Считается, что они глупее хищников и слабее. Против травоядных сложилось предубеждение, что они пугливые и скучные, что они обделены ловкостью и грациозностью, что они, за неимением острых клыков и когтей, не цепляются за жизнь, что они не умеют развлекаться и что все мысли у них о корме да о тепле.

Сравнения с травоядными несут в себе уничижительный компонент. Курица, корова, олень, овца, баран, коза, серая мышь – всё это звучит, прямо скажем, провокативно и совсем не лестно. Зубр, величественное парнокопытное, на первый взгляд, выпадает из этого ряда. Зубрами нарекают маститых специалистов своего дела. Но и здесь есть подвох. Короткое слово с мощным “р” на конце подхватывает в русской традиции иронические обертоны, и зубром называют, например, почетного, но не в меру консервативного академика, который на защитах диссертаций то засыпает, то лезет с неуместными вопросами.

Гюго и не ведала, что за нею по причине ее травоядности тянется шлейф негативных культурных ассоциаций. Робкая и беспокойная, она тем не менее сразу обозначила свои принципы и пристрастия. Гладить ее позволялось по голове и по спине, но не по бокам, и в случае неподобающего обращения свинка взвизгивала или кусала без предупреждения. Помидоры и груши она категорически отвергала, а огурцы и перец поедала с большим аппетитом.