Анна Матвеева - Птичий рынок

В 1974 году американский философ Томас Нагель написал статью “Каково быть летучей мышью?”, где доказывал, что нам никогда не вжиться во внутренний мир живых существ, отличных от человека, их запросы и намерения. Ни передовых научных изысканий, ни глубинной эмпатии и чуткости недостанет, чтобы представить себя летучей мышью, или шимпанзе, или морской свинкой и достоверно объяснить их поведение. Всё так или иначе сводится к известной максиме Витгенштейна: “Умей лев говорить, мы не могли бы его понять”.

Тем не менее я усвоил, что, если на ночь вынести Гюго в пустую комнату, где ее не отвлекают мое дыхание или переворачивания во сне, она может замкнуться в себе, долго не откликаться на ласку и не есть предложенную пищу.

На шестой год Гюго перестала в нетерпении вставать на задние лапы, когда ей несли ее любимые огурцы или свежую траву. А на седьмой она уже мало двигалась, когда ее выпускали побегать на ковер. Она уже не кусалась. Справочники отмечали, что морские свинки живут в среднем от шести до восьми лет и лишь невысокий процент перешагивает этот возраст.

Я знакомил с Гюго своих друзей, а иногда она мне снилась – вылезающей из рюкзака посреди похода или плывущей со мной на плоту после наводнения. Сколько себя помню, это единственное животное, которое являлось мне в снах.

Я получил свое филологическое образование и защитил кандидатскую, которая мне не то чтобы пригодилась. Психология и ее полуэзотерические ответвления вроде соционики утратили свое очарование, а сам я увлекся критической теорией и психоанализом. С Ритой мы тоже видимся редко, хоть идея разрушать промышленные животноводческие фермы по-прежнему не представляется мне радикальной или противоестественной.

Гюго резко сдала, когда ей исполнилось семь. Она забивалась в угол клетки и безотрывно смотрела перед собой. Ветеринар, уже другой, сделал УЗИ и, диагностировав воспаление матки, назначил курс инъекций.

Поначалу уколы взбодрили свинку: у нее улучшился аппетит, и она оживилась. Однако эффект был краткосрочным, и вскоре Гюго снова овладели слабость и безразличие. Ветеринар сообщил, что гноя в организме скопилось слишком много и операцию свинка не вынесет.

Гюго отказалась от еды, вытянула перед собой лапки и через день умерла.

Я всегда завидовал тому, с каким достоинством умирают животные (если их, конечно, не отстреливают, не подвешивают на крюк и не убивают иным конвейерным способом). Они не докучают никому, не требуют, чтобы их последние часы окружили заботой и почтением; не отдают распоряжений и не манипулируют сочувствующими; не предпринимают ничего, что походило бы на истерику.

Животные умирают медленно и бесшумно, угасают, погруженные в себя.

В конце 44-го года Елена Михайловна, работник Метростроя, получила ленд-лизовский подарок. Из-за того, что очередь была длинной, а она припоздала, яичного порошка, тушенки в черно-золотой банке и шоколада ей не хватило, а досталась ей детская игрушка из большой коробки с изображением орла, парящего над кораблем. Игрушка оказалась собачкой, скорее даже щенком – из грязновато-серого лохматого плюша, с коротким торчащим хвостом, висячими ушами и пуговичными глазками. Собачка эта была сущей мелочью изо всех ленд-лизовских даров, потому что остальные десять миллиардов американских долларов пошли на самолеты, машины “Виллис” и прочие необходимые для Красной армии вооружения. Но внучка Мила этого знать не знала и собачке обрадовалась. Двух лет ей еще не исполнилось, но она была сообразительная девочка, схватила щенка, прижала к груди и сказала “Ав-ва”. Это было первое имя собачки, которой выпала очень длинная и счастливая жизнь.

С двух лет до семнадцати Мила засыпала, положив Авву рядом с собой на подушку, шепча в собачье ухо обо всех своих горестях и радостях. Главным образом о горестях. Эту психологическую помощь Авва оказывала хозяйке много лет, а начиная с семнадцати Мила предпочитала видеть рядом с собой уже не совершенно бесполую собачку, а существо противоположного пола, которое по части утешения сильно превосходило собачку. Авва тогда переехала в соседнюю комнату большой квартиры, где жили Милины двоюродные братья, вошедшие в тот возраст, когда дети начинают интересоваться собачками.

Мальчики-близнецы, Петя и Павлик, тоже внуки Елены Михайловны, первое время жестоко ссорились из-за собачки, потому что каждому хотелось с ней играть именно в тот момент, когда к ней прикасался брат. Тогда появилось у собачки сразу два новых имени – Павлик нарек ее Альмой, а Петя Рексом. Павлик назначил ее санитаром, цеплял на лапу бумажное кольцо с нарисованным красным крестом и ползал по воображаемому полю боя в поиске раненых бойцов. Петя играл в пограничника, и Рекс был ему необходим для охраны границы и ловли шпионов. На полу он рисовал мелом широкую полосу, сладострастно ловил брата, когда тот пересекал меловой рубеж, и давал ему тумака.