Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

– Это ужасно, – Ирина осторожно коснулась его плеча, не зная, что тут можно сказать.

– Уж лучше бы они ради своих карьерных целей просто расстреляли мужиков, ребята хоть меньше мучились бы. Ну это как, например, вы купили машину без тормозов, а вам говорят – все в порядке, можете ехать. Даже не так – должны ехать. Немедленно садитесь за руль, и вперед. А когда вы неминуемо разбиваетесь, то становитесь сами виноваты. Я к чему вам это рассказал…

– Да, к чему? Я ведь так понимаю, что это секретная информация и сообщать ее никому нельзя?

– Так точно. Ирина Андреевна, я вас знаю как исключительно порядочного человека, поэтому не прошу молчать – вы сами это знаете.

– Да, но Еремеев тут при чем?

– Он был единственным человеком, пытавшимся предотвратить трагедию. Писал во все инстанции, обращался к руководству, скандалил, тряс особистов, даже настучал кагэбэшнику, курирующему НПО. Человек реально рисковал собственным будущим, и если бы хоть кто-то один к нему прислушался, сейчас молодые мужики были бы живы, их жены счастливы, а дети росли с отцами.

– А командир лодки? Зачем он вышел в море, если знал, что лодка не в порядке?

– Есть такое слово: «приказ», Ирина Андреевна. Оно свято для военного человека. Ты можешь тысячу раз быть не согласен, можешь докладывать и рапортовать, но когда приказ отдан, ты обязан его выполнить.

– А почему Еремеев проявил такое горячее участие в судьбе этой лодки? Разве у него было соответствующее образование, чтобы лучше других понимать, готов корабль к походу или не готов?

Федор покачал головой:

– Насколько я знаю, нет. Но поскольку ремонт лодки был посвящен комсомолу, то он активнейшим образом его курировал. Да и, честно говоря, чтобы догадаться, что погружение без предварительной проверки прочного корпуса на герметичность, без замены батарей и блока логики, скорее всего, закончится плохо, особых специальных знаний-то и не нужно.

Ирина кивнула:

– Хорошо, я поняла, что Еремеев бился до последнего, но какое это отношение имеет к его нынешнему положению?

– Ну как, – растерялся Федор, – не может такой человек быть виноват.

Она улыбнулась:

– Поработайте судьей хотя бы годик и поймете, что аргументы «такой человек» или «не такой», не имеют смысла. На работе он такой, а дома – эдакий. Знаете, какая первая реакция у людей на изобличенного преступника? «Вот уж никогда бы не подумал!» Это всех касается, даже тех, кто шарит по кошелькам сотрудников. Начинают пропадать деньги у людей, подозревают то одного, то другого, а когда ловят за руку – всегда шок. Неужели этот? Да ну ладно! Или муж убил жену. Сразу представляется тупой пьяный громила, не правда ли? А на самом деле скромный интеллигентный товарищ, за всю жизнь мухи не обидел, а жену прикончил. Да какой бы ни был человек, если он наш знакомый, то невероятно трудно поверить в то, что он совершал преступления. Мы же хорошие и умные ребята и друзей себе подбираем тоже хороших и умных. Это следователи ошиблись, потому что мы ошибиться не могли!

– Но…

– К сожалению, Федор, тут без «но». Если у вас есть доказательство, что в момент совершения хотя бы одного из инкриминируемых Еремееву убийств он абсолютно точно находился на приеме у сотрудника КГБ или секретаря горкома, или хотя бы в доке, тогда другое дело. Тогда я с удовольствием вызову вас в суд, заслушаю ваши показания и, если они подтвердятся, оправдаю Алексея Ильича как человека с твердым алиби. Но если вы можете противопоставить обвинению только его моральный облик, то это ничего не стоит. Уж простите.

– Вы сами говорили, что маньяки все тупые и ничтожные! – выпалил Федор.

– Что-то не припомню такого.

– Ну не вы, ладно. Кирилл рассказывал, что в его защиту выступал какой-то дядечка-профессор…

– Ах, да, действительно!

Ирина вспомнила показания того психиатра, позволившего себе дерзость заявить, что тип личности Кирилла совсем другой, чем может быть у маньяка. Интересно, кстати, почему в этот раз его не привлекли к экспертизе? Заслуженный врач, доктор наук, автор нескольких монографий, сам бог велел включить его в состав комиссии, но почему-то ее собрали из малоизвестных людей. Наверное, просто был в отпуске или в командировке.

– Послушайте, Федор, – сказала она мягко, – иногда это просто темная сила, которой человек не способен сопротивляться. Как алкоголизм. Можно быть умным, добрым, любящим и вообще замечательным мужем и отцом, и все равно хвататься за бутылку. Знаешь, что превращаешься в свинью, что жена и дети от тебя страдают, но ноги сами несут в винный магазин. Детям надо витамины, а ты покупаешь водку. Прекрасно знаешь, что витамины важнее, и детей обожаешь, и хочешь, чтобы они были здоровы и счастливы, а к водке непреодолимая тяга. Ты и рад бы не пить, а не можешь, хотя у тебя есть обычные интересы и увлечения, которым ты отдаешься в трезвые периоды. Достаточно вспомнить Эдгара Алана По, Сергея Есенина и даже, как я слышала, Ремарка. Разве по их книгам скажешь, что они были забулдыги? Так же и тут. Бывает, что в человеке поселяется темная тяга к убийствам, которой почти невозможно сопротивляться.