Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Замполит отрицательно покачал головой:

– Нет, это невозможно. Я не имею права выступить на открытом судебном заседании.

– Тогда извините. У нас как в школе – выкрики с мест за ответ не принимаются, так что если вам нечего сообщить, кроме того, какой Еремеев хороший, то давайте сменим тему.

– Хорошо, давайте! – Федор резко встал и пробежался по кухне. – Ирина Андреевна, я нахожусь в сложном положении. С одной стороны, мне нельзя разглашать государственную тайну, но если я буду молчать, то предам товарища. Очень вас прошу, выслушайте меня и поверьте в той части, где я не смогу раскрыть факты из соображений секретности.

Чтобы скрыть замешательство, Ирина полезла в холодильник за вареньем. Получается, у Федора есть такие доказательства невиновности Еремеева, оглашение которых в суде повредит обороноспособности Родины? И как ими распорядиться? Наверное, надо поступить, как настоящий советский человек – поставить интересы государства выше жизни одного гражданина и игнорировать информацию, которую ей сейчас сообщит Федор. Потом будет легко договориться со своей совестью и даже немножко гордиться собой – вот какая она принципиальная и жесткая, не поддалась ложному гуманизму.

А лучше всего выгнать его прямо сейчас, пока не поздно, и на всякий случай пригрозить КГБ. А что? Почему она, как честная гражданка, не может доложить, куда следует, что в Военно-морском флоте служит офицер, раззванивающий гостайну каждому встречному и поперечному?

Она достала банку малинового варенья, которое в семье никто не ел и не любил, но мама все равно делала на случай простуд, и с трудом сняла белую полиэтиленовую крышку. Под ней лежал кружок из пергамента, пропитанного спиртом – мама всегда клала такие для защиты от плесени.

– Сядьте, пожалуйста, – сказала Ирина мягко, – и расскажите по существу, а я подумаю, что можно сделать.

Федор опустился на стул, положил себе в чай три ложки варенья и энергично размешал. Отпил, подумал и добавил еще ложечку.

– Третьего сентября атомная подводная лодка после межпоходового ремонта вышла на стрельбы, – глухо сказал он, – это должен был быть выход перед автономкой, которую планировалось закончить к Дню ВЛКСМ, чтобы комсомольцы флота могли рапортовать стране о своих великих достижениях.

Ирина кивнула. Известная практика у гражданских лиц – сдавать объект к годовщине революции, очередному съезду КПСС или комсомола, рапортовать о достижениях, посвящать что-то чему-то. У тетки так умер муж, назначенный главврачом строящейся крупной больницы. Его заставляли подписать акт приемки, хотя там оставалась куча недоделок и открывать стационар для приема больных было никак нельзя. Он уперся, но борьба кончилась быстро и ожидаемо – дядю сняли с должности, назначили молодую, беспринципную и на все согласную идиотку. Больница так и заработала без системы доставки пищи, без коридора между стационаром и моргом и без множества других необходимых вещей, но советский человек ко всему способен приноровиться. А дядя умер от инфаркта…

Только Ирина думала, что военно-промышленный комплекс – это территория, запретная для бюрократических игрищ, казалось, что уж там-то все делается по уму, без оккультных ритуалов. Оказывается, нет, везде эта зараза просочилась.

– Подробности я вам доложить не имею права, но лодка затонула. Мои товарищи погибли, сознательно отказавшись от шанса на спасение. Они не позволили себе покинуть отсек. Выжившие не смогли оповестить об аварии, потому что ВСУ оказалось приварено к корпусу, а лебедка его куда-то делась, выпускающие механизмы аварийных буев не работали, поэтому спасательная операция началась только через двое суток. Из ста дыхательных аппаратов исправными оказались только десять. Аккумуляторные батареи, отработавшие два срока службы, не были заменены и потому начали гореть. Двадцать один человек погиб, Ирина Андреевна! Молодые мужики не вернулись с моря, и кто оказался в этом виноват? Не фашисты, не враги, не стихийное бедствие, а наше родное командование и руководство НПО «Аврора». Командование я еще могу как-то оправдать. Ладно, пусть им надо крепить обороноспособность, и они хотели отработать экстренное приготовление корабля к бою, походу и погружению, но руководители НПО просто вычеркнули половину заданий из ремонтной ведомости, лишь бы только успеть к сроку и доложить о перевыполнении плана, а потом светиться в сусальных и бравурных репортажах, как боевой товарищ партии комсомол в очередной раз продемонстрировал слияние труда и обороны на заоблачной высоте. Комсомольцы НПО постарались к шестидесятипятилетию ВЛКСМ, героически и сверхурочно отремонтировали лодку, комсомольцы которой так же героически совершили на ней боевой поход. Ура! Но вместо этой благостной картинки получили двадцать один труп.