Лев Воробьёв - Перед жарким летом

Она глянула на заставленный стол.

— Кушайте пока... А детям пора спать. У нас порядок, завтра в школу раненько. Гуся-то что ж?

— Ну, бабушка, — взмолился Павлик. — Я же не попробовал.

— Чш-ш... Забыл, о чем договорились? Утречком разогрею.

Галя вопросительно глянула на мать. Та повела бровями, подчиняйся, мол. Бабка, шаркая, погнала перед собой строптивых внуков: едва ли не мелькнула хворостина. Косырев представил прежнюю тетю Клашу и что-то прошептал тихонько.

— Мама-мама, — Анна Ивановна покачала головой. — Как страшно сказала — голову кладут.

Все трое задумались надолго.

И мысль Косырева — невольно, невольно — повернула на свой путь. Одно тому было оправдание: она и любое переживание, и саму смерть ставила на службу жизни Вспыхивали, вспыхивали огоньки, как на крыльях летящего самолета, который набирает высоту. По-треб-нос-ти. Но то, как сказал о них Евстигнеев... Пот-реб-нос-ти. Пе-ре-жи-ва-ни-я. Косырев знал и любил эту игру огоньков, это перемигивание подъема.

В глубине квартиры пробили часы.

— Ну, хватит молчать, — с глубоким выдохом сказал Евстигнеев. — О чем думаешь? В обкоме ты вроде упомянул об огромном деле. Что за дело?

В ярком свете люстры Евстигнеев пронзительно смотрел на него и было видно, какого цвета его глаза — карего. Он ждал, — ну, что ты за птица, чего стоишь, — ждала и Анна Ивановна.

Косырев поднялся, хрустнул костяшками пальцев и — привычка! — по-лекторски прошелся. Встал, держа в виду обоих накрепко — теперь уже не просто друзей, а специалистов по руководству, по управлению, и врача. Заодно приводя в порядок свои мысли, он повел свой рассказ к одному, к совету Евстигнеева, в котором так нуждался. Евстигнеев, временами почесывая переносицу, слушал внимательно и заинтересованно. Об этой самой психосоме, об ином рассогласовании, о разгадке больного человека в здоровом. Анна Ивановна положила подбородок на его плечо.

— Подумать только, — заметила она к слову. — Значит, если вернуться к общему лечению, на высшем, так сказать, уровне, и создать универсальные бригады врачей, это и дешевле обойдется?

— Ну, да, да! — воскликнул Косырев. — Гораздо экономичнее! Прежде всего для нас всех, для государства... Но экономичнее и для больного. Отпадает хождение по многим врачам. Сокращаются необоснованные анализы, сроки пребывания в больницах. Фактор времени — тоже деньги. Расходы на лекарства, наконец. И главное — быстрее приходит выздоровление. Учет целостности психосоматической реакции позволит вовремя выявить тот конкретный, сегодняшний, — Косырев подчеркнул слово, — фактор, который выступает то в телесной, то в душевной сфере. И который иногда несет смертельную угрозу. Ты знаешь, — обратился он к Евстигнееву, — что стало толчком для Батова?

Евстигнеев насторожился. Выслушав, сжал ножку пустого бокала.

— Н-ну, этот уголовный розыск! Ведь только вчера поймали!

Пальцы его могли и сломать ножку: поставив бокал, он гневно посмотрел мимо всех.

— Да, он был такой, — сказала Анна Ивановна. — Как мы все уязвимы, как уязвимы. И Батов был не из железа.

— Вот жестокий пример, — подтвердил Косырев, — рухнула психологическая защита. Ведь радостью организм побеждает даже травму. Накоплена уйма фактов. И время приниматься за общую теорию болезни.

— О, это так насущно, — она подняла искристые глаза.

— Цель ясна, — вздохнул Косырев. — А средства в самом начале и трудности необычайные. Понимаете, постановку задачи многие связывают с Фрейдом...

— Э-э, брат, — Евстигнеев оттолкнулся вместе со скрипнувшим стулом.

— Выходит, слыхал? — мгновенно отреагировал Косырев.

—Что я — малограмотный?

— Н-ну, политик. Произнеси одиозное имечко и— как красная тряпка быку.

— Я не бык и тряпок не боюсь. Просто понимаю — это все усложняет.

— Я вот о чем, посоветоваться-то, —подхватил Косырев. — Поучал тебя с кадрами, а у самого — сложная ситуация...

Движением ладони Евстигнеев приказал остановиться. Потянувшись к коньку, вынул сигарету и прикурил, попыхивая дымком. Теперь он был вникающий секретарь обкома. Косырев рассказал об отношениях в институте и клинике.

— С парторгом, конечно, единство мнений? В главном?

— Н-н... Не вполне определенная личность.

— Об этом давай подробнее. Что там у тебя за парторганизация?

Евстигнеев набычился, держа Косырева на прицеле. Тот заложил руки назад, оперся о стену.

— Не очень большая. Как, впрочем, в большинстве медицинских учреждений. Двадцать семь человек.