Лев Воробьёв - Перед жарким летом

До поры до времени Косырев был доволен, как говорится, суммой любых достижений. И вдруг — стоп. Конец восторгам. Жизнь распалась на две половины. До — радости открытий и свершений. После — мучения и неуверенность.

Барокамера обещала леченье прежде безнадежных больных. Чисто хирургический подход оказывался узким, и здесь особенно требовались биохимические, кибернетические и прочие методы. Но для этого необходимо было знать, что такое болезнь. Такой вот простенький вопрос.

Чувство нового — ладно, новое приметит всякий глазастый и небездумный. Сумей по-новому увидеть старое, фундаментальное, в этом высший полет мысли.

Ну что ж, вернемся к праотцам. Со времен Сеченова и Клода Бернара болезнь понималась и как физическая дисгармония, и как нервно-психическое страдание. Однако и теперь, в эпоху стрессов , четкого разделения, а значит, и понимания единства духовного и телесного нет. Вот оно проклятье медицины — духовно-телесная, иначе говоря, психосоматическая проблема, о которой написано и наговорено уйма верного и тьма глупостей. Да, представьте себе. У медицины нет общей теории болезни. Поносите ее самым пошлым образом, ругайте медиков, и в каком-то смысле будете правы.

Раньше он скептически щурился, похаживая вокруг да около. Что там Фрейд и его произвольные манипуляции с фактами подсознания! Нейрохирургия строилась на ощутимых фактах. Как же иначе? Травмы, опухоли, аневризмы, кровоизлияния — все это зримо, наглядно, есть что исследовать и поправлять. Безусловно, в лечении нельзя обходить и переживаний — озабоченности, горя, радостей — они многое значат. И их учитывали. На глазок. А в науке так нельзя.

Давайте мыслить, давайте осторожно думать. Разве духовные напряжения и эмоциональные вспышки возникают без внешних причин? Чепуха. Значит, терпеливо собирай факты, не упускай, как скупец, ничего. Обобщай. Чтобы обнаружить единицу переживания, его, так сказать, материально-духовную клеточку. И выделить ее, подсчитать и рассчитать в бесчисленных ситуациях. Вот тогда в нашем деле и восторжествуют математика и кибернетика!

Это был ложный путь. Гнилушкой мерцала пустая абстракция, и не получалось ничего. Хоть бы сдвиг, хоть бы шаг к верной цели, хоть бы щелочка в глухой стене. Нет. Переживания не расчленялись.

Оставалось искать бесчисленное множество причин болезни — это раз. Или же, по непоколебленному Вирхову, искать больные клетки в определенном месте, искать спрятавшихся злодеек — это два. Последнее в высшей степени нравилось Косыреву-хирургу: найди и вырежи. Но Косыреву-нейрофизиологу претили оба подхода.

Прямо хоть плачь. С одной стороны, индивидуальные случаи, ин-ди-ви-ду-аль-ны-е, с другой-определенный тип заболевания. Вот интуиция, и вот логика, — отдельно. В итоге выезжай на ювелирном мастерстве. Бывало, Косырев разгдывал свои руки с отвращением к их хваленой умелости. Самые основы нейрохирургии казались порочными: не наука, а игра. А он не хотел играть жизнями, ни в каком смысле.

У-гм, коллеги. А ведь современная медицина растаскивает больного! Не лучше ли прежний универсальный врач, который лечил как мог. Иногда худо, но зато видел в больном человека. У него и мысли не возникало, как там поживают раздельные дух и тело. Мудрый домашний или деревенский врач! Мы много рассуждаем о психотерапии, а он знал, что иной раз немудрящее, но искреннее утешение — самое верное средство. Даже в случае заразной болезни, даже когда зуб извел или желудок замучил, человек болен весь, а не частично. Все в нем страждет.

Но не значит ли это, что он, нейрофизиолог, должен браться за все? И язва желудка, и гипертония, и, как теперь все уже знают, рак чаще всего вызваны душевными травмами, сверхнапряжениями... Перелетая из одной страны в другую, Косырев убегал от самого себя: потаенные мысли влекли следом много разных последствий и даже утрат.

Психосома. Психо-сома. Психосома. Нет в мире ничего более загадочного. А пока — о философские ночи!— он кое-что понял. Да, многогранная личность человека индивидуальна и посему нуждается — каждый раз — в особом лечебном воздействии. Деревья не похожи друг на друга, так что говорить о людях. И из этого надобно исходить, а не из какой-то мифической единицы переживания. Косырев ввел новые формы опросов и историй болезней. Кто вы, больной? Как радовала и била вас жизнь? Рассказывайте, что вас заботит, и вместе будем искать выход.

За этим встала сверхзадача. Поиски причин болезни в самом содержании человеческой жизни так или иначе могли объединить усилия всех, весь коллектив. И с этим нужно было торопиться.