Эли Фрей - Дурные дороги

Я плавно качнулась вперед-назад. Дыхание Руслана стало тяжелым и прерывистым.

– Ты уверена? ― осторожно спросил он.

Я видела, что он хочет этого. Видела желание на его лице ― страстное, острое.

– Да, ― прошептала я. Я никогда не была в чем-то настолько уверена.

– Моя смелая и отвязная девочка, ― прошептал он мне на ухо.

Одна рука скользнула мне под футболку. Вторая ― под юбку. Зазвенел металл расстегиваемого ремня.

И тут, испортив такой момент, в памяти возникла пансионная медсестра, которая однажды читала нам лекцию о половом воспитании. Я отчетливо видела ее круглое лицо и строгий пучок, чувствовала осуждающий взгляд яростной моралистки. Противный голос звучал, как пожарная сирена:

…Ранний секс у девочек может привести к хроническому циститу. Каждый раз вы будете испытывать жжение и боли при мочеиспускании…

Господи, да свали ты из моей головы. Я хочу его, понимаешь? И мне плевать, что завтра я буду пи́сать кислотой. Мне так хотелось отдаться Руслану… Почувствовать эту неописуемую связь, эту боль, быть с ним настолько близко, насколько возможно.

Я пыталась быть смелой девочкой, но мне было страшно. И все же я ощущала, что должна сделать это. Мне нужно измениться. Нужно понять себя.

Руслан отодвинул в сторону мои стринги и вошел в меня. Меня обожгло, от боли я прикусила нижнюю губу. Я не знала, что он… Может быть таким большим! Жжение было нестерпимым, и в это время, чтобы отвлечься, я думала о ярких конфетках-шипучках, которые колко взрываются на языке и от которых он красится. А потом боль быстро прошла, уступив место чему-то прекрасному.

Он во мне, о, боже, он во мне. Это не похоже ни на что. В пансионе девчонки говорили о сексе, но их разговоры не имели отношения к тому, что сейчас происходило между мной и Русланом. Глубокая ночь, тусклый свет луны, пустой парк, мы двое ― что может быть романтичнее? Руслан поднимал и опускал меня, я будто раскачивалась на волнах, сначала плавно, потом все быстрее и быстрее. Ритм стал жестким, бешеным. Я застонала.

Появилось чувство полета в невесомости. Будто гигантские качели на миг замерли в самой высокой точке. А потом я взорвалась. И этот взрыв ― самое прекрасное, что со мной происходило. Каждый сантиметр моего тела, от макушки до кончиков пальцев ног, пронзила эта сладость.

Я откинула голову, подставив шею горячим поцелуям. Я смотрела в ясное небо, где за нами подглядывали звезды.

Вывалив из контейнера вчерашние слипшиеся макароны, я добавила туда же масло, мелко порезанную ветчину и тертый сыр и поставила сковородку на огонь. Руслан подошел сзади и, обняв, поцеловал меня в макушку.

– Ты пахнешь сыром, мой маленький бойцовый Ежик, ― ласково сказал он.

Я ходила по дому в его футболке, таскала куски с его тарелки. Эта игра в семью мне безумно нравилась. Нравилось, например, прохаживаться с Русланом мимо магазинных полок, представляя, что я вместе с молодым мужем выбираю постельное белье и посуду для нашей новой квартиры… Хотя на самом деле мы зашли за сигаретами и пивом.

Я старалась впитать каждый момент, хорошо запомнить его, потому что в глубине души меня что-то тревожило. Казалось, я живу в прекрасном розовом замке. Вот только сделан он из бумаги и вот-вот разрушится.

Лишившись девственности, я стала другой. Что-то поменялось в мозгу. Бум! И теперь ты уже… взрослее, что ли? Начинаешь что-то понимать и осознавать. Я чувствовала это внутри. В любом случае, я ни о чем не жалела.

Днем ― прогулка. А вечером ― снова погоня за закатом.

– Куда мы едем на этот раз? ― спросила я, забираясь на мотоцикл.

– Не знаю.

– Как не знаешь?

– Просто… Едем куда-то. В будущее.

– И что там будет в будущем?

– Ммм… Ты и я. Тебе мало?

– Более чем достаточно.

И это правда. Мне был нужен только он, больше никто.

Вечерами Руслан играл мне на гитаре. У него оказался сильный, приятный голос; я могла бы слушать его часами. Он пел мне то грустные, то веселые песни, пел так чувственно, что иногда я могла смеяться до колик, а иногда едва сдерживала слезы.

Я надрывалась от смеха, слушая эту веселую, и в то же время, если задуматься, такую грустную песню, задевающую за живое.