Даниэль Шпек - Bella Германия

Винченцо рванулся к берегу – инстинктивно, дав страху взять верх. Это была его третья ошибка. Спрыгнул с откоса, но река оказалась совсем мелкая. Черная вода едва доходила до бедер. Уже на середине, где было достаточно глубоко, чтобы плыть, его догнала собака, и ногу пронзила боль. Винченцо отбивался, кричал, с головой погружаясь в воду, пока полицейские не заломили ему руки за спину, чуть не вывернув суставы.

Салями. Джованни принес ему салями.

– Почему ты не привел Таню, черт бы тебя подрал? – Винченцо выругался и поковылял к столу.

– Спокойно! – отозвался надзиратель. – Иначе вернетесь в камеру.

– Нет проблем, начальник, – сказал Джованни и взял племянника за руку. Ладонь Винченцо была мокрой от волнения.

– Раздобудь мне ее номер, Джованни. – Он умоляюще посмотрел на дядю.

– Какой же ты идиот! Адвокат, вот кто тебе сейчас нужен, а не она.

Трясущейся рукой Винченцо пригладил волосы. Он до крови разбил голову о дверь камеры. Ничего не ел уже несколько дней. Тюрьма располагалась в самом центре Мюнхена. Таня совсем рядом – и в то же время дальше, чем когда-либо.

– Зачем мне адвокат? Кто я теперь для нее… иностранец, да еще и преступник.

– Черт возьми, да прекрати ты ныть наконец! – Джованни стукнул кулаком по столу. – Веди себя как мужчина!

Винченцо вскочил, заметался, но потом прикусил губу и подавил подступающие к глазам слезы. Рухнул в бессилии на стул.

– Я отец, Джованни. Это все, что я успел сделать в жизни. Найди мне ее и ребенка, умоляю тебя…

Взгляд Джованни смягчился.

– Va bene [156] Хорошо ( ит. ). . Обещаю.

Могла ли я ему верить?

Винченцо видел себя жертвой, но в представлении моей матери все было совсем наоборот. А Таня даже в самых безнадежных ситуациях умела разглядеть в человеке лучшее.

– Я думала, ты просто забыл меня.

– Это она тебе так сказала?

– Ну… да. Про тюрьму я узнала позже. А до того… «папа в Италии».

Глаза Винченцо подозрительно сузились.

– Все было не так. Я умолял ее привести тебя. Это она не хотела, чтобы ты видела меня через решетку.

Что ж, возможно. Но спроси Таня меня, я предпочла бы увидеть отца через решетку, чем не видеть его совсем.

Я изучала лицо Винченцо – смесь высокомерия и ранимости. Я отвернулась.

– Пойдем…

Мы молча покинули «Луна-парк» и сели в машину. Винченцо за руль. Я погрузилась в размышления.

– Как она вообще, Таня? – неожиданно спросил он.

– Все в порядке.

– У тебя есть братья, сестры?

– Нет.

– Она когда-нибудь была замужем?

– Нет.

– Похоже на нее. – Он закурил.

– А ты? Ты был счастлив с Кармелой?

Винченцо выпустил в окно струйку дыма. Прежде чем он успел ответить, зазвонил мой телефон. Я медлила. Это была мать. Как будто что-то почуяла на расстоянии.

– Юлия, все в порядке?

– Да.

– Мне тебя встретить?

– Не надо.

– Где ты сейчас?

– Еду в машине.

– Ты… решила развеяться?

– Нет.

– Ты одна?

– Нет.

Больше она ни о чем меня не спрашивала. Но я чувствовала: она боится.

– Юлия, я только одно спрошу… Ты сможешь когда-нибудь простить меня?

Я молчала. Ждала. На том конце провода словно что-то оборвалось.

– Я должна была сделать это, Юлия… Сжечь мосты. Иногда нужно забыть прошлое, чтобы двигаться дальше.

«Забыть прошлое», вот как это у нее называется.

– Я повела себя как эгоистка.

– Да.

Некоторое время мы молчали. Винченцо нервно косился на меня.

– Мы едем в больницу, – сказала я. – К отцу Винченцо.

– Что за больница?

Я задумалась. Хотела ли я ее там видеть? Зачем? Чтобы показать им, чью сторону выберу?

– В Богенхаузене.

Ну вот, теперь я предала их обоих.

Винченцо молчал. Я взяла сигарету из его пачки.

– Она приедет, как ты думаешь?

– Не знаю.

Он поднес мне зажигалку.

– Так вы увиделись с ней тогда?

Винченцо вздохнул. Очевидно, воспоминания давались ему нелегко.

– Джованни раздобыл ее номер. Я ей позвонил, но она так и не пришла.

– Я уже родилась к тому времени?

– Да. Таню я увидел только в зале суда.

У меня закружилась голова.

– Мне она говорила, что навещала тебя в тюрьме.

– Ты мне не веришь?

Я молчала. Я не хотела быть к нему несправедливой, но слишком устала от лжи.

– Послушай меня. Твоя мать говорила тебе то, что считала нужным, но ты хочешь выслушать и другую сторону, ведь так? До Мюнхена четыре часа, времени более чем достаточно. Только скажи – и я не пророню больше ни слова. Решать тебе.