Маша Трауб - Бедабеда [litres]

– Я не понимаю, – сказала родственница.

– Здесь то, что вы должны передать его воспитанникам – книги, пластинки, мячи, фотографии. Остальное – ваше. Вот ключи. Но я проверю по списку. – Наталья Ивановна произнесла это тоном учительницы, от которого даже у нас потели ладони.

Наверное, родственница была сильно разочарована. Она рассчитывала на нежданно свалившееся ей на голову огромное состояние, а досталась крошечная квартирка в пятиэтажке, в которой не было ни ценной мебели, ни хоть какого-нибудь приличного ковра. Книги, бесчисленное количество кассет с записями игр, старый видеомагнитофон, старый же телевизор и мячи. Много мячей. Никаких средств на сберкнижке, никаких заначек в книгах – уж их-то родственница проверила в первую очередь. Даже в гардеробе нечем было поживиться – старые спортивные костюмы, ни одного приличного пиджака.

Пока родственница гадала, сколько может выручить с продажи этой халупы, в которой ремонт делался в момент сдачи дома, мы сидели в буфете и думали, как так могло произойти, что Димдимыч не обзавелся ни семьей, ни детьми.

– У него был сын, – сказала Наталья Ивановна. – Но мать ребенка – она не была женой Димдимыча – увезла мальчика. Димдимыч пытался его найти, но не смог. Вроде бы эта женщина на Урал уехала.

– На Алтай, кажется, – подала голос Лидия Ивановна.

– Не важно куда. Страх у Димы остался на всю жизнь. Он не хотел заводить семью, не хотел детей. Потому что не верил. Никому. Думал, если с ним одна женщина так поступила, то поступит и другая – лишит его возможности видеть собственного ребенка.

– Да, все так, – согласилась Наталья Ивановна. – Сколько сейчас его сыну должно быть? Уже за сорок, наверное. Взрослый мужчина.

– Вы же знаете Димдимыча, упертый как баран. Никто не мог его переубедить. Он решил, что вы его дети, – сказала Лидия Ивановна. – А теперь мы должны за вами приглядывать, чтобы вы не накуролесили и бед не натворили. Слово с нас взял. Так что, девочки и мальчики, придется вам нас терпеть и учить биологию с химией. А еще людьми становиться – достойными, успешными, честными, чтобы не подвести вашего тренера.

В тот момент до нас дошло, что именно вкладывал в нас Димдимыч. Мы все выбились в люди. Все до одного. По-разному, конечно. Но никто не спился, никто не сел в тюрьму, все обзавелись семьями. И мы до сих пор дружим. Я всегда знала, что за мной стоит команда. Все наши девочки это знали. Ребята из мужской сборной по первому зову могли собраться и навалять нашим обидчикам так, что мало не покажется. А мы, девчонки, тоже всегда собирались, когда были нужны нашим парням. До сих пор так. Мы можем не видеться месяцами, но стоит сделать один звонок, у меня в квартире через час появится вся наша сборная. И мы всегда отмечаем день рождения Димдимыча. Не день его смерти, а именно рождения. Лидия Ивановна умерла, к сожалению. Онкология. А Наталья Ивановна еще держится, у нее и собираемся. Она совсем старенькая, конечно, но голова светлая. И взгляд молодой – как посмотрит, так поджилки начинают трястись, будто у доски стоишь.

– Вам повезло, – сказала Анна, – редко у кого так бывает. Даже у спортсменов.

– Ну мы не были профессионалами, так что нам не пришлось друг друга возненавидеть и идти по трупам друзей. Не знаю, почему я вдруг о Димдимыче стала вам рассказывать. Рефлекс. Когда не знаю, как поступить, всегда Димдимыча вспоминаю. Тренер ведь всегда все знает. Мы безгранично ему верили. Не могли ослушаться. Это плохо, с одной стороны, – возлагать ответственность за собственные поступки на другого человека. У кого-то есть вера, бог, а у нас был Димдимыч. Мы ведь даже предположить не могли, что он тоже может ошибаться. Или это хорошо? Иметь наставника, который ведет по жизни? До сих пор не могу найти ответ на этот вопрос, несмотря на все знания. Я рассказывала Насте про Димдимыча, но ей не было интересно. А Марьяша слушает с удовольствием и, кажется, понимает. Мне ведь даже тренировки снятся до сих пор. Игры важные. Каждую секунду могу вспомнить. И до сих пор просыпаюсь в холодном поту, если приснилось поражение. Но я люблю эти сны, даже если они кошмарные. Это был адреналин, счастье. Сложно найти замену столь острым ощущениям, поэтому спортсмены и ломаются. Они еще в раннем детстве узнают, что такое слава, выплеск гормонов, орущие трибуны, настоящее горе от поражения, неимоверное счастье от победы. Такие чувства – как наркотик. Хочется получать снова и снова. А это невозможно. Человеческий организм не может работать только на адреналине. Передозировка тоже случается. Но ничего более яркого, мощного, сильного по ощущениям я не испытывала с тех пор, когда мы выиграли игру, в которой все было против нас. Нам заранее отвели пятое место, все было просчитано. И вдруг у соперников один игрок получает травму, другую команду подкашивает кишечная инфекция, они пропускают игру, и им засчитывается техническое поражение. И мы чудом выходим в финал. А в команде соперников – звезды, мощные игроки. Даже наши мальчики их женской сборной проиграли в товарищеском шутливом матче. Никто, правда, не шутил, играли в полную силу, наши парни уж точно. И продули. Нинка тогда все просчитала. И мы выиграли. Трибуны орали. У Димдимыча чуть инфаркт не случился от счастья. Выиграли чисто. На стратегии, на мозгах. Нинкиных мозгах. Это было такое ощущение, я передать не могу…