Антон Леонтьев - Гордость и преступление

Вика, снова прервав его кивком (и вдруг чувствуя, что начинает себе нравиться в роли мудрой повелительницы), сказала:

— Лорд Уилби, я имею более чем ясное представление, сколько за них можно выручить при честной сделке. Но сделка в любом случае была бы нечестная : или я получила бы от благожелателей слишком много , что привело бы к скандалу, либо продала бизнес спекулянтам, заработав слишком мало , что разбило бы мое чувствительное сердце уроженки той страны, которая проводит политику, идущую вразрез с интересами кабинета ее королевского величества. Поэтому я и решила подарить их, причем в равных долях, тем, кто будет заинтересован в их процветании, — их сотрудникам.

Лорд Уилби, достав из допотопного кейса (так похожего на тот, с которым приходила к ней Матильда Росс-Джонс) смартфон , причем новейшей модели , причем в чехольчике с выложенными из алых стразов сердечками , попросил сделать паузу, кому-то позвонил, и к тому времени, когда Вика подала ему эспрессо (сервировать королевскому юристу чай она не рискнула), с легкой улыбкой доложил:

— Миледи, я передал ваше предложение куда следует, его обмозгуют, однако заверяю вас, что приложу все усилия, чтобы оно было реализовано. А мое слово, поверьте, что-то да значит!

На этот раз в его взгляде превосходства уже не было, а только изумление , к которому примешалось уважение.

Церемонно целуя на прощание руку, он произнес:

— Миледи, я прекрасно знаю, что мне не к лицу говорить вам такое. Но, думаю, из вас получится отличная супруга принца Джона!

Нет, мой лорд, не Джона — а Питера, и только Питера!

Ее Пита.

Так ее фирмы обрели множество новых владельцев.

Расставание с Питером — ее Питером — давалось тяжело — тяжелее , чем Вика могла себе вообразить. Ведь именно тогда, во время своей поездки в Питер, Вика и узнала, что значит стать невестой британского принца.

В Питере ее сопровождали молчаливые сотрудники британского консульства, которые отвезли ее в «Гранд Отель Европа» на встречу с родителями, которых она уже давно перевезла туда, а потом сопроводили ее на черных тонированных автомобилях с дипломатическими номерами к ней на квартиру на набережной Лейтенанта Шмидта.

Зайдя домой (или уже нет? ), Вика вслушалась в тишину, взглянула на свои небрежно брошенные в угол тапочки и вдруг поняла, что никогда — в самом деле, никогда — больше не наденет их.

И, словно желая доказать самой себе, что это не так, Вика скинула кроссовки, в которых прилетела из Лондона (интересно, жены принцев носят кроссовки — не во время занятия спортом, а на всех этих мероприятиях?), и залезла ногами в разношенные, удобные, старые тапочки.

Интересно, она сможет взять их с собой?

Наверное, как будущая супруга младшего сына принца Уэльского сможет. В газетку только, что ли , завернуть?

Вика прошла на кухню, раскрыла холодильник, думая над тем, куда же девать все продукты, и вдруг ощутила, что по щекам текут слезы.

Она сползла на пол, обхватила колени руками и зарыдала. Собственно, чего она ревет? Она познакомилась с принцем, внуком королевы, который сделал ей предложение и которое она приняла. С принцем, которого она полюбила вовсе не за то, что он принц, а потому, что он Питер.

Ее Питер. Только ее.

Такое, как с ней, происходит только в слезливом сентиментальном кино или в наивной книжке.

Хотя была ли Золушка наивной?

Но она никакая не Золушка. И хрустальную туфельку не теряла — разве что спортивные перчатки с наушниками.

Мысль об этом заставила ее заплакать сильнее.

Если бы Питер сделал предложение, например, Ирине, та бы уж точно не стала реветь.

Но ведь она не Ирина.

Вика не знала, как долго она провела в квартире, плача на полу, однако сопровождавшие ее лица тактично не поднимались вслед за ней, не звонили в дверь, не напоминали, что им пора.

А им действительно было пора.

Вика прошла в свой кабинет, провела пальцем по столу, на котором стоял ноутбук. Она бы могла его взять с собой, только зачем — бизнесом, своим бизнесом, она заниматься уже не будет.

Никогда не будет.

Ведь она стала частью «фирмы».

Подойдя к окну, она долго всматривалась в сизую мглу белых ночей, которые как раз окутали ее родной город.

До Лондона всего два часа лету, а она прощается так, как будто отправляется в другую галактику.