Отбросив газету, Вика взглянула на Питера и коротко прокомментировала:
— Полный бред. Или…
Посмотрев на мужа, на то, как он в волнении щиплет бороду, она мягко спросила:
— Хорошо, скажи мне, что из этого правда?
Питер вздохнул:
— Этот поляк в самом деле никакой не поляк, а этот самый Анатолий Шквыря, советский перебежчик и предатель. И его на самом деле не похоронили, потому что — и тут я лично потребовал от министра внутренних дел информации — в его теле обнаружили летальную дозу этого самого «казачка», токсина, который, по утверждению наших спецслужб, ваши спецслужбы разрабатывали во время холодной войны…
Чувствуя, что у нее начинает раскалываться голова, Вика произнесла:
— Забери, прошу тебя, эту газету и снова сунь ее в ведро.
И добавила, пристально посмотрев на Питера, замершего перед ее постелью:
— Надеюсь, мне не нужно тебя уверять, что я никакой не засланный казачок и никаким «казачком», о котором до прочтения этой статьи не имела понятия, никакого Анатолия Шквыря, о котором, и в это тебе, как и в другом случае, придется поверить мне на слово, до прочтения этой статьи тоже не имела ни малейшего понятия , не отравляла.
— Знаю, — коротко произнес Питер.
— И мои фирмы уж точно не проникали в базы данных никаких таких министерств и ведомств Британии. Как и других стран, можешь мне поверить, тоже!
— Знаю, — снова сказал муж.
— И никакая я не шпионка КГБ, которого, кстати, уже тридцать лет или около того не существует, как, впрочем, не работник иных, существующих спецслужб — ни наших , ни ваших , хотя бы потому, что трудно сказать, что для меня теперь ваше, а что наше!
— Знаю, — заметил опять Питер.
Вика, выйдя из себя, закричала:
— Если ты все знаешь, то почему так на меня сморишь? Как будто… Как будто я в самом деле шпионка и в самом деле отравила этого старого предателя, который наверняка никому уже не нужен, каким-то там таинственным токсином «казачок». Или…
Ее голос дрогнул.
— Или ты в самом деле считаешь меня засланным казачком?
Питер, склонившись над ней, поцеловал Вику долгим поцелуем и наконец, оторвавшись от ее губ, заметил:
— Хоть «казачок», хоть «простачок», хоть «дурачок» — мне все равно. Я люблю тебя до безумия, ты носишь под сердцем моего ребенка, ты…
Вика, отталкивая от себя Питера, завопила, чувствуя, что по щекам струятся горячие едкие слезы:
— Рада, что тебе все равно и что ты готов любить убийцу и шпионку, но мне не все равно! Я… Я…
Она разразилась рыданиями, а Питер, присев рядом с ней на кровать, прижал к себе и произнес:
— Это все гормоны. Я сейчас поеду к Фэллоу, вызову его на дуэль и превращу его в отбивную прямо в стенах редакции его лживой газетенки…
Вика, схватив мужа за руку, потому что понимала, что он отнюдь не шутит, а говорит чистую правду, сквозь слезы заявила:
— Не смей этого делать! Тогда все точно подумают, что это вранье, вранье, искусно перемешанное с реальными фактами, и есть правда. Но я ведь никакая не шпионка и не убийца…
— Знаю, — повторил Питер, поцеловал ее, а потом прилег около нее и, обняв ее живот, положил на него голову. А затем так и заснул.
Перебирая кудряшки мужа и заметив и в самом деле наклевывавшуюся на темечке лысинку, Вика думала: а правда ли Питеру было все равно? И был ли он в самом деле готов жить вместе со шпионкой и убийцей?
Шпионский скандал, тлея, так до конца и не затих, однако к лету о нем подзабыли, потому что в июне, на параде в собственную честь, ее величество королева вдруг осела, потеряв сознание на глазах сотен тысяч людей. Ничего страшного не произошло, имел место скачок давления, а с учетом того, что бабуле весной исполнилось уже девяносто три, а она до сих пор активно исполняла монаршие обязанности, все объяснялось просто: перегрузка.
Лечь в больницу бабуля категорически отказалась, запретив доставлять себя туда, немного оклемавшись, приняла парад до конца, а затем, сопровождаемая рукоплесканиями запрудивших тротуары подданных, велела везти себя обратно во дворец, пресс-служба которого издавала по два бюллетеня в день.
Ее величество королева милостиво согласилась урезать количество мероприятий в год до ста наиболее важных , передав большую часть полномочий принцу Уэльскому. «Дейли кроникл» первой завела речь о том, что ее величество, готовившаяся в грядущем году отметить свой семидесятилетний юбилей восшествия на престол, была полна решимости в этот памятный день отказаться от сего престола и, уйдя на королевскую пенсию, передать бразды правления, а также корону и трон Англии своему семидесятиоднолетнему старшему отпрыску.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу