Джонатан Франзен - Конец конца Земли

Пережив момент экзистенциального выбора, понимая, что решается моя судьба, я кинулся на мостик и увидел самого симпатичного из штатных натуралистов – он спешил туда, где Даг уже начал свою операцию. Я схватил натуралиста за рукав и сказал, что, по-моему, только что увидел императорского пингвина.

– Императорского? Вы уверены?

– На девяносто процентов.

– Мы проверим, – сказал он, высвобождая рукав.

Мне не показалось, что он принял мои слова всерьез, и я побежал к каюте Криса и Ады, забарабанил в дверь и сообщил им новость. Они поверили – благослови их, Боже. Они сняли спасательные жилеты и поднялись со мной на смотровую палубу. Но, увы, я не мог теперь найти место, где был пингвин; вокруг было так много маленьких айсбергов. Я опять спустился на мостик, и там другая сотрудница, голландка, проявила больше энтузиазма: «Императорский пингвин! Это ключевой для нас вид, надо немедленно сказать капитану».

Капитан Грасер – худощавый жизнерадостный немец, он, судя по всему, старше, чем выглядит. Он хотел знать, где в точности я увидел птицу. Я показал на самое вероятное место, и он, связавшись по рации с Дагом, сказал ему, что нам надо переместить судно. Мне слышно было по голосу в рации, до чего раздражен Даг. Операция уже шла! Но капитан велел ему ее приостановить.

Судно начало двигаться, и я, думая о том, как взбешен будет Даг, если я окажусь неправ насчет птицы, снова обнаружил маленький айсберг. Крис, Ада и я стояли у борта и смотрели туда в бинокли. Но за айсбергом теперь ничего не было – по крайней мере мы ничего не видели до той поры, пока «Орион» не остановился и не развернулся. В рациях трещали нетерпеливые голоса. После того как капитан вдвинул судно в лед, Крис углядел многообещающую птицу. Пингвин быстро нырнул в воду, но затем Аде показалось, что она видит, как он всплыл и выбрался на лед. Крис навел на него телескоп, долго смотрел, а потом повернулся ко мне с серьезной миной. «Подтверждаю», – сказал он.

Мы дали друг другу «пять». Я позвал капитана Грасера, тот бросил взгляд в телескоп и издал радостный возглас. «Йа, йа, – проговорил он. – Императорский пингвин! Императорский пингвин! Как я и надеялся!» Он сказал, что поверил моему сообщению, потому что в предыдущей поездке видел примерно там же одиночного императорского пингвина. С новыми возгласами он сплясал перед нами джигу, настоящую джигу, а затем поспешил к шлюпкам, чтобы взглянуть поближе.

Императорский, которого он видел в прошлый раз, проявлял исключительное дружелюбие или любопытство, и, по всей вероятности, я обнаружил ту же самую птицу: как только капитан к нему приблизился, он шлепнулся на брюхо и рьяно заскользил навстречу. Даг объявил по внутренней связи, что капитан сделал волнующее открытие и план меняется. Те, кто уже шел по льду, повернули к птице, все прочие, включая меня, погрузились в шлюпки. К тому времени, как я оказался на месте событий, три десятка фотографов в оранжевых куртках, стоя или опустившись на одно колено, целились объективами в очень высокого и очень красивого пингвина, стоявшего очень близко.

Я уже дал себе молчаливый отчуждающий зарок, что не сделаю в этом плавании ни единого снимка. Тут, так или иначе, была картина просто неизгладимая, никакой фотоаппарат не запечатлел бы ее прочнее: императорский пингвин давал пресс-конференцию. Пингвины Адели, которые приблизились к нему сзади, являли собой вспомогательный персонал, сам же Император взирал на корреспондентский корпус со спокойным достоинством. Через некоторое время неторопливо потянулся. Демонстрируя великолепную гибкость и способность держать равновесие, но при этом нисколько не напоказ, он, стоя на одной ноге совершенно прямо, другой почесал у себя за ухом. А затем, словно чтобы подчеркнуть, как ему с нами хорошо и уютно, он уснул.

На следующий вечер, когда подводились итоги очередного дня, капитан Грасер тепло поблагодарил нас, любителей птиц. В столовой он выделил для нас специальный стол с бесплатным вином. Карточка на столе гласила: КОРОЛЬ-ИМПЕРАТОР. Официанты «Ориона», большей частью филиппинцы, обычно обращались к Тому «сэр Том», а ко мне «сэр Джон», из-за чего я чувствовал себя этаким Джоном Фальстафом. Но в тот вечер я и вправду ощущал себя Королем-Императором. Весь день перед этим пассажиры, включая тех, с которыми я еще не был знаком, останавливали меня в коридорах одобрительными возгласами, благодарили за пингвина. Я получил наконец представление о том, каково быть спортсменом-старшеклассником и прийти в школу назавтра после решающего тачдауна в главном матче сезона. Сорок лет, оказываясь в больших группах людей, я приноравливался к ощущению себя как источника трудностей. Стать, пусть всего на один день, героем дня было для меня совершенно новым, дезориентирующим переживанием. Я задался вопросом: не упускал ли я, всю жизнь отказываясь быть компанейским парнем, что-то человечески-сущностное?