Михаил Зуев - Седьмое дао дождя

Дверь в пилотскую кабину была открыта. Вышколенная команда сидела на местах, как влитая. Штурман-радист вполголоса переговаривался с диспетчером аэропорта. Пилоты щелкали клавишами и тумблерами, оживляя дисплеи и табло.

— Привет, ребята! — буркнул Джон, и, не дожидаясь ответа, быстро прошел в главный салон. Мэгги подождала, пока Альтман и Ли устроятся в глубоких креслах сразу за пилотской кабиной. Несколько секунд спустя она захлопнула тяжелую дверь, бесшумно повернула ручку блокиратора, опустилась в свое кресло, щелкнула пряжкой ремня и надавила на кнопку в подлокотнике кресла.

— В салоне всё в порядке, командир. Поехали! — едва слышно шепнула она в микрофон бортовой связи.

Оба двигателя турбо-джета глухо заворчали, зашипели и через пару десятков секунд перешли на приятный устойчивый свист. Три минуты прогрева, выход на режим, три минуты рулежки, торможение с форсажем у начала взлетной — и спустя семь минут маленькая, но мощная и маневренная машина уверенно ввинтилась в черное ночное небо над Куала-Лумпуром, взяв курс на Токио.

***

Джон лежал на диване лицом вниз, уткнувшись в мягкие, благоухавшие чем-то приятно-ароматным, подушки. Нужно переждать, пока турбо-джет наберет высоту, пробьет плотный слой туч, пока закончится эта изматывающая душу и тело тягомотная болтанка.

Перкинс не любил самолеты. Стоило только представить себе, что под полом толщиной едва ли в два ботинка — тридцать тысяч футов пустоты; а диван, на котором ты лежишь, несется в темном воздухе со скоростью четыреста пятьдесят миль в час — и Джону становилось не по себе.

Перкинс ничего не мог с этим поделать. Помнится, семь лет назад Кристин настояла, и он сдался. Три недели подряд, по вечерам, маленький, сухонький, источавший доброту и уверенность профессор психотерапии объяснял Джону, как совсем не страшно летать. Он говорил, что даже ездить в обычном автомобиле на несколько порядков рискованней и опасней, чем лететь в пустом небе на прекрасном мощном и надежном самолете. И Джон соглашался с ним.

Джон соглашался с Кристин, Джон соглашался с профессором, Джон соглашался со всеми. Но он ничего не мог поделать с собой.

Эх, если бы летать, как летают птицы! Медленно, свободно, неторопливо; паря в небе, легкими прочными перьями ощущая ласку восходящих воздушных потоков. Если бы... Но вместо птичьего парения он снова ощутил себя в вибрирующем мелкой дрожью чреве турбо-джета, уверенно свистящего парой сделанных по последнему слову турбин.

Джон оторвался от подушек, сел, тряхнул головой. Несколькими глотками осушил стоящий рядом на столике бокал холодного пива. Голова стала болеть явно меньше.

Он поднялся, развязал галстук, стянул несвежую рубашку и мятые брюки, свернул все это в кучу и с отвращением зашвырнул в дальний угол салона. Открыв контейнер, заботливо приготовленный Мэгги, он достал большое теплое мокрое махровое полотенце и стал с наслаждением обтирать гудевшее от дневного напряжения тело.

Приведя себя в относительный порядок, Джон быстро, по-собачьи, заглотнул пару сэндвичей, укутался в теплый халат, сунул ноги в пляжные шлепанцы и несколько раз прошелся туда-сюда по салону. Затем он уселся в кресло, положил ноги на диван, и надавил на клавишу вызова Мэгги.

Мэгги легко впорхнула в салон, улыбнулась и остановилась у двери.

— Этих — ко мне, — коротко приказал ей Перкинс Четвертый.

Мэгги вновь ласково улыбнулась и исчезла в дверном проеме.

***

Джереми брел из школы знакомой дорогой, сосредоточенно глядя себе под ноги. Его руки были засунуты в карманы потертых джинсов, голова опущена. Ранец колотил по спине в такт его шагам. А дорога была долгой и невеселой.

У самого поворота к дверям маленького обшарпанного домишки Джерри замедлил и без того неспешный шаг. Весь наполненный нежеланием возвращаться домой, он сбросил ранец на траву давно не кошеной лужайки, еще глубже засунул руки в карманы и стал в нерешительности раскачиваться из стороны в сторону.

Его внимание привлек небольшой муравейник. Джерри подошел к муравьиной куче и опустился на корточки.

Муравейник словно дышал. Маленькие солдатики перебирали крошечными лапками, сновали, бежали по своим делам; останавливались, что-то хватали, перетаскивали с места на место; вновь бросали, вновь останавливались и опять куда-то бежали. Им тоже не было дела до Джерри.

Джерри поднялся, нехотя взял ранец, зашел на веранду и толкнул дверь. Она с противным скрипом отворилась, открывая проход в темную гостиную. Клубы табачного дыма наполняли воздух. Пахло старой пылью, затхлостью и дешевым виски. В углу мерцал выгоревший экран старого телевизора, по которому прыгали какие-то люди с автоматами, отрывочно крича и стреляя друг в друга.