Михаил Зуев - Седьмое дао дождя

Краем угасающего сознания — довольный толстый с гортанным воплем вываливается из дверей, делает шаг нам навстречу. Глохнет, смотрит сквозь нас и идет к машине. Пузатик, возьми меня за руку, дерни, выдерни меня отсюда! Пожалуйста, сейчас!

Сердце остановилось. Сердца больше нет. Транс. Серые глаза в пол-иссиня-черного бездонного неба. Тишина. Время остановилось. Расстояние остановилось.

Нет, оно меняется. Там уже нет десяти сантиметров. Там пять. А теперь — два.

Четыре теплых мягких невесомых подушечки пальцев касаются моей жесткой небритой горяче-ледяной скулы. И останавливаются. А глаза закрывают всё небо. Конец.

И когда я забываю как меня зовут, потому что всё заполняет тепло, запах волнистых каштановых волос, она говорит охрипшим голосом. Кантри-код. Эреа-код. Номер телефона. Она не двигается. Я не двигаюсь. Ее пальцы прожгли отверстия в моей щеке. Плоть кипит, плавится и каплями падает на тротуар. Не больно.

Резким движением Майк дергает меня за руку и пинками забивает, утрамбовывая, на заднее сидение кэба. Машина трогается. Толстый, вместо того чтобы травить очередной анекдот, почему-то отворачивается, молчит и сопит в стекло. Стекло запотевает.

Я не знаю ее имени. И семь лет, каждый день — пытаюсь забыть номер телефона.

Не стучите, молодой человек, не стучите. Входите, входите, открыто. Я сейчас, через минутку. Вот только телефонограмму для мужчины из двадцать первого номера запишу. Я сейчас.

Что говорите? Самовар не греет? А вы вилку плотно воткнули? Что? Второй день такая история? Я сейчас, я запишу электрику в тетрадь. Он завтра утром будет, всё сделает. Да вы не беспокойтесь, он человек у нас обязательный. Обстоятельный даже.

Давайте я пока чайник поставлю. Через пять минут кипяток будет. Я заварю, вам принесу. Вы же из двадцать третьего будете? Да? Из Питера? Ах, да. Из Москвы.

Да нет, что вы. Мне не трудно. Это же работа у меня такая. Мне совсем не трудно. Чай у нас тут хороший. Цейлонский, настоящий. Чего-чего, а чаю в магазинах сейчас много. И в пакетиках, и в баночках, и в коробочках. Глаза разбегаются. Сослепу-то не поймешь — где какой, какой лучше, какой хуже. Все хороши, говорите? Наверное, наверное... Да, теперь всё иначе. Вы правы.

Надолго к нам? Ах, вот так. Ну, понятно. На комбинат? Линию монтировать? Нет? А я-то думала. У нас тут пять мастеров два месяца жили. Да-да, у немцев линию ставили. А вы, значит, по коммерческим делам. Ну, так это хорошо. Хорошо, что к нам люди ездят. Не забывают наш городок.

Что, говорите, понравилось? Никогда деревянных тротуаров не видели? Так у нас же тут без них никак. То зима стоит долгая, а то, как потеплеет, всё и развезет. А деревянные тротуары — это так удобно. Чисто, мягко. Доски пружинят, поскрипывают, когда идешь. Я, честно признаться, не понимаю, как по асфальту-то ходить. Ноги устают.

Не устают, говорите? Это вы сейчас, пока еще молоды. А потом, как пятый-шестой десяток пойдет, вот тогда... Тогда очень даже деревянные тротуары приятны в ходьбе, помяните мое слово.

А вот и чайник вскипел. Ну что, я заварю да вам отнесу? Не хотите? Да ну что вы, не мешаете вы мне совсем. Ночь впереди длинная. Телевизор? А что телевизор? Что там покажут-то? Ладно. Давайте здесь чай пить. Давайте, садитесь вот поудобнее. Кресло глубокое, мягкое. Каминчик сейчас зажгу. Тепло будет, уютно.

Проголодались, видать. А буфет уж два часа как закрылся. Что же не догадались ничего с комбината прихватить? Не голодны? Ну, так не бывает, чтобы молодой человек, да после работы, да не голоден. Да вы не стесняйтесь.

Пирожки берите. Эти вот с картошкой, подрумяненные. А те, посветлее, с капустой. Это внучка моя, Маринушка, пекла. Свежие. Только-только утром из печки. Карамельки берите, берите, не стесняйтесь. А то как же это — пустой чай? Вредно ведь, ей-богу. Так и желудок испортить недолго. Поверьте мне, уж я-то знаю, как это бывает. Два года вот такого безобразия — и гастрит. А то язва — и того хуже.

У нас теперь весь город на немцев работает. Шутка ли, две фабрики, комбинат — и всё за каких-то три года отмахали-отстроили. А то город наш совсем было потух. Ни жизни, ни работы. Да, да. Теперь — совсем другое дело. Да, теперь никто не уезжает. Теперь и дома есть чем заняться. Я думаю, хорошо это. Когда все рядом, когда семьи, когда дети да внуки растут.

Вы у нас в первый раз? Ну так, наверное, еще приедете. Я? Я тут всю жизнь прожила. Родилась, выросла, состарилась. Да всё как-то незаметно. Да, всю жизнь. Только в эвакуацию уезжали. Потом вернулись. Дом — он и есть дом. Куда от него? Вот к сыну младшему каждое лето езжу, а так домой тянет. Там у него хорошо. Чистенько, красиво всё, уютно. Где? Да далеко. Франкфурт-на-Майне. Германия. Видите, опять Германия. Месяц-полтора вот так поживу, на внука посмотрю — и домой.