Михаил Зуев - Седьмое дао дождя

Когда до удара оставалось меньше секунды, мы с Мишей переглянулись. В последний раз. Я не знаю, о чем думал он.

Я вспомнил о радуге. Мне нет смысла врать.

Яблагодарен Русской Православной Церкви. Я благодарен правой, левой и центральной прессе. Я благодарен НТВ.

Я безмерно благодарен всем, кто на протяжении длительного времени концентрировал внимание общества на фильме Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа». Вы оказали нам неоценимую услугу. Кому — нам? Отвечу — всем, ныне живущим и — думающим.

Спасибо Церкви. Трудно было сделать более правильный, более действенный ход для того, чтобы даже те, кто в повседневной жизни мало задумывается о Вечном, все же заметили и захотели включить телевизоры.

Спасибо прессе. Все ходы, все нюансы этой почти детективной истории — показывать или не показывать, кто прав и кто виноват; наконец, кто же в конечном итоге одержит победу — все это было как на ладони. Без поддержки прессы фильм Скорсезе навряд ли получил бы такую представительную аудиторию, какую он — получил.

Наконец, спасибо НТВ. Спасибо за публичный суд над картиной. Некоторые называют этот суд балаганом. Пусть будет так. Балаган — опять же — добавил к аудитории по меньшей мере несколько десятков тысяч зрителей.

Фильм был показан полностью — без купюр, практически без рекламных вкраплений. Я записал его на кассету — от начала и до конца. Теперь он стоит на моей полке рядом с другим фильмом на ту же самую тему. С фильмом Андрея Тарковского «Жертвоприношение».

Два фильма — почти близнецы. Два фильма, породненных смыслом и разделенных судьбой. Два откровения.

Человек смертен. Поэтому — ему нужно спешить. Спешить делать. Что именно — делать? Это каждый человек решает сам. Формула «спешить делать добро» давно набила оскомину и превратилась в расхожий штамп. Нужны ли нам штампы?

Современный человек живет по принципам. Заработать, накопить, сохранить, преумножить. Мое, не дам, пошел вон, уничтожу. Я и все остальные. Улыбаюсь, ненавижу, перегрызу глотку. Иногда — люблю. А если все же спросить, что означает — «люблю»?

Я — обречен на успех. У меня белые зубы и широкая голливудская улыбка. У меня нет времени. Я очень занят. У меня автомобиль, еще автомобиль, пейджер, сотовый телефон, офис, еще офис, отель «пять звезд» на выезде, первый салон в самолете, счета в приличных банках. У моей возлюбленной длинные стройные ноги и большая грудь. Мне есть за что себя уважать. Я — соль земли. За мной — будущее, такое же, с белыми зубами и широкой улыбкой, как и я сам.

Пусть — утрирую. Но рекламные ролики, бомбардирующие нашу чувственную сферу уже много лет, формируют именно такое «я».

Глобальный комплекс собственной сверхценности, в тени которого теряется даже пресловутая «американская мечта», претендует на мировое господство. На господство в умах.

Can't you see

It all makes perfect sense

Expressed in dollars and cents

Pounds, shillings and pence...

Поэзия — поразительна лаконичностью. То, на что у меня ушло четыре абзаца, Роджер Уотерз уложил в четыре короткие строчки.

И вот — появляются двое. Не боги — человеки.

Им было СЛОВО. Одному — из Назарета. Обычному, заблуждающемуся, грешному. Молодому. Вся жизнь впереди. Другому — бывшему актеру, режиссеру, театралу. Шестьдесят лет. Дом в шведской глубинке. Молодая жена. Сын. И тоже — так много еще не сказано, не сделано. Так много нужно успеть.

Им было СЛОВО. Короткое и емкое. Ты можешь остановить Апокалипсис — сказано каждому из них. Ты МОЖЕШЬ. Но для этого ты ДОЛЖЕН. Должен заплатить ЦЕНУ. И заплатишь ее — только ТЫ. Только ты потеряешь все, что у тебя было, есть и может быть. Никто не заметит. Никто не поблагодарит. Твой поступок — для всех, ради всех — останется только с тобой.

Им было СЛОВО. Им не было — принуждения. Каждый из них мог не услышать. Или сделать вид, что не услышал. Каждый из них мог отказаться. И каждый был бы понят.

Один взошел на Голгофу. Другой сжег свой дом, который был для него больше, чем просто дом. Который был Домом.

Кто посмеет укорить человека из Назарета, человека во плоти и крови, что в мгновение тяжелейшего страдания, увидя пред собой Ангела, он поверил, что это — Ангел? Дьявол с рогами и копытами, каким его рисуют в книгах и выставляют с экрана, не существует. Таким он слишком легко узнаваем. Кто спросит со старого шведа за его душевные муки, метания и терзания?

Дьявол зол? Да что вы. Дьявол добр. Он понятлив. В нем бездна сострадания и любви к тебе. Он рядом с тобой. На него всегда можно положиться. Он поможет. Дьявол — твой лучший лекарь и собеседник. Он всегда объяснит твою слабость и укрепит тебя в твоей исключительности, гениальности и особом предназначении.