Екатерина Гордеева - Мой Сергей. История любви

В тот день, когда мы выступали с длинной программой на чемпионате Европы, Сергею исполнилось двадцать. Мы надолго запомнили те соревнования из-за несчастного случая, который там произошел. В самом начале мы удачно выполнили наш новый сложный элемент, который даже Скотт Хамильтон, комментировавший соревнования по телевидению, ошибочно назвал тройным. Большинство судей тоже не смогли правильно сосчитаю обороты. Именно по этой причине мы выбросили четверной прыжок из нашей программы, когда готовились к Олимпийским играм в Калгари: этот элемент отнимает слишком много сил, но почти не влияет на оценки. Так вот, после выполнения четверного на брюках Сергея лопнула эластичная штрипка внизу.

Она болталась возле щиколотки, но не представляла никакой опасности, поскольку до льда не доставала. Однако судья Бен Райт, американец, принялся свистеть в свой свисток, испугавшись, что Сергей зацепится за нее и упадет.

Мы свисток слышали, но не знали, что он дан для того, чтобы мы остановились; А учитывая, что впереди нас ждал выброс на тройной сальхов, ни о чем другом я думать не могла. Когда я удачно приземлилась и практически все сложные элементы остались позади, мы; естественно, хотели продолжать кататься. Жук всегда говорил: необходимо слушаться тренера и ни в коем случае нельзя останавливаться, что бы ни происходило вокруг.

Тогда Бен Райт попросил техников выключить музыку. У меня возникло какое-то жуткое, непривычное ощущение — мы катаемся, а в зале, где полно народу, царит мертвая тишина. Мы посмотрели на Леоновича: он не подал нам знака, что мы должны остановиться.

— Катаемся? — спросила я Сергея.

— Да, катаемся, — ответил он быстро.

И мы продолжили. Без музыки это было страшно тяжело, поскольку требовало полнейшей сосредоточенности на том, что делаешь. Так мы не катались ни разу в жизни — даже на тренировках. Однако мы все выполняли отлично, не допускали ошибок, и зрительный зал начал хлопать задолго до того, как мы закончили. Мы страшно устали и очень волновались.

Судьи получили приказ не записывать наши оценки. А российский судья сказал Леоновичу, что нам разрешено откатать программу еще раз после того, как выступят две пары, чтобы мы могли отдохнуть. Но ни я, ни Сергей этого не хотели. Нам казалось, что лучше мы все равно не выступим. Мы не понимали, что в случае отказа выйти на лед нас дисквалифицируют. Поэтому, когда Леонович спросил нас, готовы ли мы повторить программу, мы сказали «нет». Ему следовало настоять на своем, но Леонович никогда ничего не заставлял нас делать насильно. Мы отказались, и нас дисквалифицировали.

А причиной всему — отсутствие у Леоновича опыта. Во-первых, ему следовало остановить нас, когда он услышал свисток. Затем он должен был, не обращая внимания на нашу усталость, приказать нам снова выйти на лед, поскольку судьи наверняка благосклонно отнеслись бы к чемпионам мира, которые попали в такую сложную ситуацию.

Виноваты были все трое. Мы страшно разозлились и с удвоенной энергией принялись готовиться к чемпионату мира 1987 года в Цинциннати.

Бен Райт входил в состав судейской бригады и на чемпионате мира; он подошел к нам и извинился за тот инцидент. Мы сказали, что тоже ужасно сожалеем о случившемся и не сердимся на него.

В Цинциннати мы откатали произвольную программу — на этот раз под музыку — стараясь изо всех сил. По правде говоря, во время чемпионата мира 1987 года мы катались лучше, чем когда-либо. Успешно защитили свой титул, и когда соревнования подошли к концу, плакать мне не хотелось. А после чемпионата мы отправились в свое первое турне по Америке вместе с Томом Коллинзом, который каждый год организует показательные выступления с участием чемпионов мира и Олимпийских игр. У него эксклюзивный договор с ИСУ, и фигуристы — которые в те времена все были любителями — с удовольствием участвовали в этих турне, потому что выступления проходили в переполненных зрительных залах по всей Северной Америке.

Б соответствии с правилами ИСУ, по-моему, мы могли получать наличными не более восьмисот швейцарских франков в год, но Том всегда платил нам что-нибудь сверх того, от пятидесяти до ста долларов в неделю. Говорить об этом вслух не полагалось. Но денег оказалось достаточно, и я смогла купить для родителей телевизор за четыреста долларов. Сергей помогал мне его выбирать в Нью-Йорке. А еще он помог мне подобрать чемодан, куда я сложила все, что купила для себя и сестры, подарки родителям и бабушке с дедушкой.