Леонид Лушников - След заката

Дмитрий поделился своей надеждой с Шарыгиным. Тот недоверчиво покачал кудлатой головой, лысеющей с макушки, проговорил задумчиво, взвешивая каждое слово:

— Дал бы знать, коли живой был. Малявы нынче не шмаляют, как после войны. Хоть чем-то, а засветился бы… Правда, чем черт не шутит! Страх, он, как лапоть… Нет! Хотя слухи-то ты и сам слышал. Будто бы видели Ваську в Бересеньке после наводнения. И будто бы Катька Березина пальнула в него из ружья. Ну это сказки бабьи! У нас статья была одна… По амнистии Берии и он должон был выйти на волю. А почему не вышел?! Сказывают, в наводнение, кто был в карцерах да кандеях, тот там и захлебнулся. Без дураков. Поживем — увидим.

В ту позолоченную осень, сухую и яркую, они капитально перестроили землянку. Заменили полы и печку, даже сходили на пал за сухостоем, где под пеплом хоронилась маленькая тайна. А винтарь оставили. Шарыгин, всегда вперед глядящий, сказал, глядя в дуло с казенника:

— Трехлинейка! Из нее мы будем зверя щелкать, как орешки!

Вот и сейчас, уперевшись взглядом в утес Разбойного Камня, он снова вспомнил брата. «Где же ты, Вася! А может, тлеют твои косточки в Разбойке? А может, гуляешь ты где-нибудь за Уралом?» Вспомнилось, как они вот тут, у Гремучки, ловили хариуса и пеструшку, бегали втроем в Зауралье. Василий уже был парнем и таскал нож в голенище сапога. Однажды отбили от табуна пару жеребят-двухлеток, гнали через перевал без роздыха. Думали, что отец заругается. А он посмотрел на красавцев-жеребят, жавшихся на арканах к березняку, сказал без похвалы:

— Следующий раз сюда не гоните. Через Каменку да в Яр, к цыганам…

— И было ведь все! — со слезой на глазах прошептал Фролов.

— Че, опять в старое подался? — грубо разрубил его мысли Шарыгин. — Смотри, а то пойдешь по материной стежке. Вошкается. Давай трогаться, а то задуло… Мечтатель! Был у нас такой на зоне…

— Заткнись ты!.. — Фролов со злостью выдернул еще теплую трубу из горловины, бросил ее плашмя на черный от копоти снег, присыпал свежаком. Потом, обвалив надув над входом и оценивая свою работу, пошел боком к волоку. Шарыгин уже впрягся в лямки, притоптывал от нетерпения, словно рысак, глядел на подходившего племяша без одобрения, пробуя в одиночку сдвинуть груз с места.

— Многовато набросали мясца. Может, еще один оборот сделаем? Ежели ты по бабе соскучился, то я один…

— Я тебе сколь раз говорил, чтобы ты не лез в душу?! Еще вякнешь — урою!

Шарыгин дрогнул: «Фроловская порода! Оне слов на ветер не бросают!» И вслух проговорил без заискивания:

— Че распекся-то? Больно мне надо! — Он обиженно отвернул лицо к ветру.

Что есть силы упираясь снегоступами в плотный снег, утрамбованный ветрами, они через час скатили груз к снегоходу, торопливо разбросали лапник и побросали мясо в прицеп. Пока в резко наступившей темноте Фролов возился с промерзшим движком, подсвечивая себе фонариком и на чем свет стоит матеря технику, Шарыгин, пятясь, замел пихтовой лапой волокушный след, а саму волочь затолкал в клокочущую промоину ручья. Крестясь, шептал молитву: «Слава тебе господи! Теперь бы до дому? добраться!» Набожным он стал после последней отсидки и регулярно посещал церковь. Он глядел на черную воду, нахохлясь и поеживаясь от холода, пробиравшегося к потной спине. И казалось старому вору, что чернота эта натекла от его жизненных следов. Сладость сердечная затерялась где-то в далекой юности и уже забыта начисто. Неистощимая жажда рвачества перекрыла тот кислород, пахнущий чистотой…

Наконец-то мотор чихнул и ожил, железным тарахтеньем наполнив тишину ущелья. Шарыгин очухался, пошел вперевалку к саням. Сели. Поехали, с трудом выбираясь из снежных заносов. На проселке понеслись быстрее. Морозный вихрь, завыв в лобовом стекле, ударил в лицо колюче, обжигая сразу затвердевшие губы. Шарыгин безуспешно прятался от ветра за широкую спину Фролова, затянутого в черный добротный полушубок, мямлил онемевшими губами: «Ну!.. Пронеси и на этот раз!..» Больше всего Шарыгин боялся снова сесть, зная, что там, в местах не столь отдаленных, зароют его бренные кости.

В Атамановку въехали уже заполночь. Перед самой Шоломкой, где дорога окручивала скалу, неожиданно начался снегопад, сразу же подровнявший все следы.

— Это хорошо! — выкрикнул Фролов, не оборачиваясь.

На церковной площади, возле клуба, еще гуляла молодежь. Святки!.. У чугунной ограды парни щупали девок. Полупьяная компания мужиков и баб, приплясывая, орала под гармошку, сбившуюся с ладов: