Леонид Лушников - След заката

Боровой все больше грустнел и мрачнел, провожая составы, увозившие последние лесины, людей, положивших на этих лесосеках годы и здоровье, а на месте деятельности лесорубов оставалась пустынная гладь горных склонов, словно тут прокатился гигантский каток и смял тайгу. Он еще раз проверил погрузку, спустился к конторе, где в полном одиночестве сидел у рации радист. Обернувшись на стук двери, спросил бригадира:

— Мне когда сматывать хозяйство?

— Тебе еще долго, Коля, ворковать тут. Вот начнет Ястребов снимать рельсы, с последним составом и тронешься. Свяжись-ка со снабженцами. Пусть дизтоплива с бочку подбросят.

Радист сдержанно матюкнулся:

— Выходит, Север мой блеснул, как плотвичка, сорвался с крючка. А в Уренгое меня уже ждут!

— Не паникуй! Что-нибудь придумаем.

— Ловлю на слове…

С закрытием лесоразработок на Каменке люди сразу поняли, что ловить тут больше нечего. Заработком на мелких лесосеках не поживишься, себя и семью не прокормишь. Надо искать места да сматываться, пока есть еще на что уехать. Из дальних поселков, где жизнь теплилась благодаря лесодобыче, не ожидая полного развала, работяги собирали свой бедный скарб, семьи и, пока еще работала железка, уезжали искать лучшую долю в Сибирь, на Дальний Восток, ну и, кому повезло с вызовом, на Север. Многим пришлось поменять профессию и вербовались на стройки коммунизма. Уполномоченные в районе потирали руки. Такого наплыва рабочей силы не наблюдалось с конца войны. Бывшие ссыльные, прижившиеся тут, возвращались на свою родину, обремененные женами и детьми.

Словно цыганский табор, шевелилась и жила в это время таежная глубинка. Безлюдье вновь пришло на обжитые места. А может быть, и правильно, толковали многие: обсеменится и пойдет вверх новая поросль, как когда-то, лет сто назад. И снова зашумят по бересеньским берегам боры и рощи, радуя глаз и давая жизнь всему живому…

Рядом с чернеющим промывом во льду, на скате ручья, чуть-чуть на взгорке, стоял тщательно припрятанный под лапником снегоход «Буран». Издали не отличишь: что это? Спрятавшаяся под снежком буреломная куча или звериная берлога? От вездехода в одну сторону уходила замаскированная запорошем лента вездеходного следа, а в другую, виляя меж скал и молодых сосенок, карабкалась на крутяк застаревшая лыжня, тоже припорошенная снежком. Но там, где стояло безветрие, лыжня прорисовывалась четко. Но кому надо выслеживать в этих опустевших местах одинокую лыжню, ведущую неизвестно куда. Может быть, туристы пробивались к хребту, а может быть, беглый из Малиновки?! Кто знает?!

С тех памятных послевоенных лет, когда Петр Семенович Березин и Матвей Егорович Ветров срезали в этом заповедном бору лесины для постройки нового дома, утекло много времени. Давно уж нет бора, охраняемого кем-то из центра. С прекращением сплава и лесозаготовок в этих местах постепенно обезлюдел и захирел поселок у Разбойного Камня. Добротные дома и бараки ссыльных лесорубов, оставшиеся без надзора, мужики из соседних деревушек, ныне тоже покинутых, растащили по бревнышку на свои подворья, но не воспользовались. Многие тогда были уличены в воровстве государственного имущества и пошли по этапу. От образцово-показательного лагеря, со знанием и любовью построенного ныне покойным Александром Петровичем Березиным, не осталось ничего, кроме покинутого погоста да ржавой колючки. Так распорядилась сама жизнь. Года через два леспромхозовские путейцы сняли с насыпей последние рельсы, уложив их на новые трассы, разработанные далеко за Сорой, в верховьях Каменки, ныне тоже уходящие в прошлое, как только сырьевая база кончилась.

Алексей Ястребов, покидая эти разработки, как всегда, с последним звеном пути, с тихой грустью глядя на горную голытьбу Каменского ущелья, говорил:

— Когда же сюда люди снова проложат пути?!

Дорожный мастер, грузный и сильный мужчина, с легкостью перепрыгивая через борт платформы, ответил:

— Тогда, может быть, и железка будет не нужна. По воздуху будут вывозить. Только долго этого ждать… Может, наши правнуки увидят. Лес, как человек, матереет с годами. А мы… чик и нет!

— Жалко! Людей жалко. Опять без работы будут мыкаться.

— А ты не жалей, Алексей Павлович. На всех жалелки не хватит. Наша работа по сезону… Трогай! — Махнул флажком мастер и продолжил: — Других такая забота не гложет. План подавай… Когда-нибудь эта гонка нас и прикончит. Помяни мое слово!

Состав тронулся, оставив после себя кучи лесного хлама и брошенную технику, пришедшую в негодность. «Сколько этих железок валяется по лесам?!» — с горечью подумал Алексей, глядя на обочину.