Леонид Лушников - След заката

Егор останавливался, поджидал:

— Крепись! Мечта вот где! — он сжимал кулак. — Ты же всегда была сильной и отважной! Идем, рыжая!..

Он раскачивался маятником, тяжело и с легочным хрипом дышал, сплевывал горько-кислую кровь. На лице тень чуть-чуть прикрыла злобу. Он скрипел зубами, кроша изъеденную тюремной баландой эмаль, ругался матом и по фене…

К утру они благополучно миновали выселок и ушли по холодному ручью в сопки. Зоя часто припадала к земле, просила, вызывая у Егора еще большую злобу, накопившуюся в застенках.

— Не могу больше! Оставь!..

— Никогда! — он тащил ее на себе, волочил. — Не сдамся и тебе не позволю! Умрем вместе за глоток свободы! Доберемся до глуши, а там можно переждать. Не такое бывало в Испании, — он насильно улыбнулся.

В тайге остро пахло папоротником и хвоей. Они лежали на лесном подстиле, грызли кедровые орешки, выковыривая их из смолянистых шишек ногтями. Ветер бежал по вершинам, сыпал на головы лесную труху. Напившись из ручья, Зоя оживилась и дальше пошла бодрее…

Их выдал спустя неделю местный активист, промышлявший в тайге ловлей беглых. Казалось, вот она, волюшка, и расслабились, доверившись подлому человеку. Заманив их на ночь в заброшенный омшаник, еще таивший в себе слабые запахи воска и меда, прикинувшись бывшим зэком, пообещав к утру достать лодку и провизию, навел патрулей, рыскавших по тайге.

Чутким ухом Егор услышал тревожный далекий собачий лай и цоканье подков по каменистой тропе, кинулся к широкому проему двери. Полянка перед строениями была пуста, но вдалеке, в разрыве лога, на фоне тайги промелькнули верховые. Егор понял — это по их душу.

— Все!.. — прохрипел он. — Амба!.. Зоя, подъем! Быстро уходим!.. Нас предали!..

Им удалось проскочить от облавы за увал, густо поросший стлаником, но за спиной все время слышался отдаленный собачий лай и бухали выстрелы. И только к вечеру, когда солнце зашло за гребень голого хребта и тень медленно сползла в долину, неся с собой запахи ранних августовских рос, вконец обессиленных их настигли в топкой болотистой пойме небольшого озера, окруженного камышами, тальником и калинником. Крупная горькая ягода уже рдела с боков розово, тяжестью налива пригибая ветви ко мхам…

Патрули уже рядом. Впереди остервенело рыкал темношерстный кобель, оскалив крупные желтые клыки, натасканный на кровь. Другая овчарка, взбугрив рыжий загривок, обходила сбоку тихо, тесня их в озеро. Верховые солдаты, выскочившие из-за опушки, увидев беглецов, травили собак:

— Улю-лю! Белка, Трезор… взять!..

— Ребята! Они наши!.. — радостно кричал чернявый верховой, похожий на калмыка. — Ха-ха! Добегались?! Сейчас потешимся!..

— А ну, сучье вымя, вылазь! — надсаживал сиплый голос квадратный старшина, видать, старший в отряде, на ходу ловко скатываясь с седла и торопливо передергивая затвор кавалерийского карабина. — Вылазь, а то уложу!.. Ребята, скачите к тому берегу…

Вода уже доходила до груди, обнимая холодными обручами. Зоя и Егор медленно отступали к камышам, понимая, что уйти уже невозможно.

— Рванут за камыши! — визжал кто-то из патрулей. — Они, как броня, пулю срикошетят. Тогда опять гоняться. Стреляй, старик! Товарищ старшина!

Выстрел вспугнул озерную тишь. Громкое эхо полоснулось во влажном воздухе, тягуче поплыло вдоль берегов, сорвав в другом конце стаю чирков, и затерялось где-то в краснотале. Пуля совсем рядом с противным чваканьем прошила большой зеленый лист кувшинки.

— Прощай, Егор! — Зоя припала к груди мужа.

— Ныряем к камышам… — Егор не устоял на топком дне и медленно ушел с головой под воду, всплеснув руками. Вторая пуля взбугрила поверхность озера чуть правее.

— Стрелок, мать-перемать! — выкрикнул чернявый. — Дай я!..

Зоя пыталась нырнуть следом за Егором, но вода ее не принимала, выбрасывала наверх.

— Гля!.. Баба-то, как гусыня!.. Ха-ха-ха! Задок не тонет! А мужик где?!

Голова Егора тихо вынырнула перед стеной камыша, и сразу же руки замелькали в саженках. Залп из шести винтовок взбугрил воду, и поплыли кровавые пузыри… Зоя страшно закричала и легла на воду лицом кверху. Низкие темные облака стремительно неслись с севера на юг, бросая в глаза едучую морось дождя, мешаясь с солоноватыми слезами. Ничего ей в этот момент уже не хотелось: ни воли, ни жизни. Лечь бы на дно и успокоиться тихо, как во сне…

— Один готов, — вяло подытожил старшина. — Степан, вылови труп, да бабу тащите сюда. Смотри, не зашиби. Двух мертвяков до комендатуры не больно сладко тащить. Кони приустали… А эта стерва сама доплетется…