— Ага!.. Воды нет на Сталинском бугре… Колодец там не выроешь… Из реки прикажешь брать?! На счет этого ты заткнись! — вскипел Алексей. — А на родню как будешь смотреть? Или тебе мочись в глаза — все божья роса!
Алексей сплюнул в окно, уставился на медленно приближавшийся мост через Бересень, на шлагбаум железнодорожного переезда, торчавшего столбом. Николай Петрович, сдерживая дрожь, неожиданно резко затормозил, как только спустились с насыпи к мосту, резко и шумно развернулся к шуряку.
— А ну, вылазь! — розовая полоса коснулась желваков на щеке и поплыла, как зорька. — Вылазь, говорю!
— Та-а-ак! Договорились!.. — с дрожью в голосе протянул Алексей. — Че, помахаться хочешь? А с кумом ты схож! Брательник, покойничек, так же возникал! Только тот пушкой грозился!.. Выходит, ты овечкой тут прикидывался, а как взлетел, так сразу по-другому закукарекал! Тот на чужих косточках славу плел, а ты на родных мослах фундаменты хочешь ставить! Дерьмо ты!.. Зойка…
Березин выпрыгнул из салона одним махом. Он быстро обежал машину со стороны багажника, рванул дверцу и прорычал:
— Выходи!.. Мальчишка!.. Ты еще был с горошину!.. — слюна густела на губах пеной.
— Ах, простите! — Алексей вышел, раскланялся, а сам сторожил каждое движение приплясывающего Березина. — Я забыл… Ты же ветеран! Войной прикрываешься!? Те дела были твоими, а эти чьи, неизвестно?! Депутат!.. Заело?!
Алексей, подрагивая бровями, обошел застывшего столбом Березина и спустился к речке. Малахитовое полукружье обнимало мутную завадину, выбитую перед «быком» полой водой, медленно отступавшей, оставляя за собой вязкую тину, пузырившуюся на солнце, словно опара в квашне. По мелководью завадинки, хлюпкой и дышащей, сновали пескаришки и буравили дно медлительные ракушки, оставляя вилючие следы на поводных песчаных барханах. Алексея злость постепенно отпускала, таяла, как снег на солнечной стороне по мартовской оттепели.
— Нет!.. Погоди!.. — Березин глотал влажный воздух. На исказившемся, словно от боли, лице розовая полоса млела сизой окалиной. — Я тебе морду набью!..
— Попробуй! — нервно усмехнулся Алексей, чувствуя, что без драки нынче не обойтись.
Запредельный взрыв гнева кинул Березина вперед. Он цепко ухватил Алексея за плечо, рванул на себя, развернув его. Треснула ткань пиджака. «Ну вот! Теперь новый костюм покупать!..» — толкнулась шальная мысль. Встречный свирепый взгляд Березина сразу же погасил все сомнения. Алексей успел увернуться, нырнул под пудовый кулак родственничка. «Все! Держись, секретарь!» — обдало холодом меж лопаток. Алексей поежился.
— Каторжник! — продолжал наступать Березин, окончательно теряя голову. — Если бы не я!.. Гнил бы ты на лесоповале…
— Заводись, заводись, вояка! — насмешливо подзуживал его Алексей, отступая и легко, словно играючи, отражая удары разошедшегося мужика, забыв начисто, что он высокий областной чинуша. — Еще, еще!.. «Свалить, что ли, его?! — с натугой подумал. — Жалко! С фингалами предстанет завтра перед всеми. За-а-а-дел!..»
Трифонов, копавшийся у себя на огороде, нечаянно глянул в сторону моста и замер от удивления.
— Никак Колька Березин с Алешкой лупцуются?! Можа, шуткуют?! Не похоже, — проговорил он, втыкая лопату в рыхлую землю, парившую от дневного нагрева. — Концерт! Петьке надо бы посмотреть. Вот возрадуется, что сынка его учат!
Приседающей мелкой рысью Трифонов зачастил к усадьбе Березиных, изредка оглядываясь.
— Куды это ты намылился? — закричала ему в спину жена, высыпавшая золу на кучу возле изгороди. — Опять горлышко учуял?!
Трифонов не откликнулся, а может быть, и не слышал, увлеченный событием. Петр Семенович был на своем банном посту. Он только что прикрыл задвижку на трубе, крепко поддал парку мятным настоем, понюхал ядреный жар и вернулся во двор, сел на крылечко. К нему сразу же темным кудрявым шариком подкатил щенок неизвестной породы. Поигрывал с ним, гладил пухлый розовый живот, вспоминая старого кобеля, прожившего на подворье лет сорок. Уже ослепший и оглохший, тихо сдох в прошлую осень, вызвав небывалый рев у внучат и баб. У него и самого тискало и щипало сердце, как будто полоскали его на ветру, когда они с Егоркой закапывали мертвого кобеля под рябинкой за околицей. Помогать им никто не захотел…
— Ну что, голопузик?! Нажрал пузо!.. — ласково урчал Петр Семенович, лапал щенка то за зад, то за брюхо. — Хрюкаешь!..
Вставший во весь рост в калитке запыхавшийся Трифонов, не в силах перевести дух, тыкал через плечо пальцем, наконец выговорил с придыхом:
Читать дальше