— Там твои возвернулись…
Возле моторки копошились мужики, перекладывая не уснувшую еще стерлядь крапивой.
— Нагулялся? — не поднимая головы, спросил Егор. — А мы вот стерлядкой разжились. А тут старый пень с меня на четвертинку потребовал.
— И с меня взял!..
— Ха-ха-ха! — рассмеялся до слез тесть Егора. — Тут еще те мужички! А Сова первый из них…
Воспоминания Алексея оборвал гудок электровоза, тянувшего за собой товарняк. Наконец-то Алексей тронулся к дому, все еще думая о прошлом. Только у ворот родного дома мысли оставили Алексея. У крыльца его встретила Катерина в накинутой на плечи шубке. «Видать, проглядела все глаза баба!» — подумал Алексей.
— Электричка-то минут двадцать как прошла, а ты где-то пропадаешь? Заждались!
— У моста покурил.
— Завод, поди, жалел?
— Да, ну…
— Жалей не жалей, раз все прокакали! Как съездил-то?
— Нормально! Везде побывал, да мало что узнал, — проговорил Алексей, сбивая веником снег с валенок. — После расскажу.
За стол сели сразу же, как только разобрали покупки. Зоя резала хлеб, испеченный Катериной в русской печи. Хорошо, что Петр Семенович не дал сломать печь, когда дали газ. Сейчас и газ-то отключили. Катерина разливала щи по тарелкам, обе бабы посмеивались, поглядывая на Алексея.
— Я чего, картинка? Или соскучились?
— А может, и картинка!
— Та-а-ак! Чего-то вы от меня прячете, чего я не знаю. Что-то случилось, пока я шмынял по району?!
— Случилось и хорошее, Леша! — Катерина взяла с комода телеграфный бланк. — Колю из тюрьмы выпустили! Обещал приехать на побывку…
— Но-о-о! — Алексей даже привстал. — А я уж думал, им всем там светит лет по двадцать, как врагам народа. Выходит, побоялись судить. За такое дело выпить не грех. Пойду в погреб за самогоном…
Сумерничали при свете лампы да лампадки возле иконы, горевшей пахуче. Электричество в деревню обрезали еще раньше, чем газ. А вскоре провода сняли со столбов жулики. Теперь, как в старые послевоенные времена, жгли керосин. Алексей, притулившись возле загнета печи с папироской, рассказывал:
— Шарыгин еще один магазин в Темирязевке открыл. Всякой всячиной торгует. Продавцов нанял. Говорит, что скоро в райцентр переедет. Хочет участвовать в выборах… Уже деньги заплатил… Удачливый, ворюга! Лафа теперь ворам да спекулянтам!..
— Откуда деньги берет? — проговорила Катерина.
— Откуда? Поди, Дмитрия Фролова он кокнул в Вербовом ущелье. Дом его прибрал к рукам, а заодно и Груняху. А у Фролова денежка была-а-а! Еще, что ли, налить?! — Зоя, не дожидаясь согласия, разлила самогон, настоенный на зверобое, потом подправила фитиль в лампе. — Эх, черт возьми! — Зоя поднесла стаканчик Алексею и прошлась по избе, неестественно виляя бедрами и сверкая глазами, начинавшими терять синь. — Старые уж мы, а то бы в путаны записалась. А че, Леха! — она подсела рядом. — Может, нам деляну взять да лес валить, а? У тебя же есть… как они, акции… Сейчас кому не лень в тайге лес кромсают и на доллары продают…
— Кишка тонка! — остановила Катерина золовку. — Это тебе не юбкой трясти. Чего там акции?! И ваучеры были, да сплыли. Все давно куплено и разворовано. Скотину надо заводить да усадьбу поднимать…
— К Назарову заходил, — совсем о другом задумчиво проговорил Алексей. — Еще бодрый. Говорит, что нужно с Кедровым переговорить да завод помаленьку поднимать. Борового встретил. Тот тоже об этом толкует. Деньги нужны…
— Ронять всегда легче, чем поднимать, так говорил батя, — перебила мужа Катерина, а Зоя ее поддержала:
— Опомнились! Маринка писала же, что у них такая же разруха. Хотят, чтобы каждый жил сам по себе…
— А чего это мы все за упокой да за упокой, — Катерина подбоченясь вскочила. — Не такое видели! Споем, что ли?! — и она первой затянула любимую песню отца и Трифонова:
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны бушуют у скал.
«Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал…»
Песню, как всегда, подхватила Зоя. Голосище у нее так и не иссяк с годами, а стал еще глубже, манил и звал, как прежде, омутовой заволокой. Алексей подпевал, а в памяти ярились давние годки, когда всей деревней пели ее на поляне возле Бересеньки, сотрясая Айгирский утес. «Куда все делось?!» — пришла горькая мысль.
— Что-то Верунька давно не пишет, — выдохнула Катерина, когда песня кончилась. — Как она там, на Севере-то?
— Сейчас письма-то ходят через пень колоду, — отозвалась Зоя, вставая. — Не переживай! Там она хоть у дела. Северу-то, чать, не дадут засохнуть!..
Читать дальше