Леонид Лушников - След заката

— А-а-а, черт с ними! На нашу долю хватит… Обогатиться можно! — жарко шептал Леднев ночью в ухо разомлевшей от ласки жене. Днем он решительно заявил: — Теперича хороший костюм надо покупать, штиблеты и галстук. Как Марфа помрет, то дылда обещался все отбрить на нас. У него там мебели куча из красного дерева, самим слажена на старинный манер. Такая сейчас на вес золота. Пока он не очухался, надо брать. А Березиным шкурку отвезть… Спирту нацедим. И мы ноне не лыком шиты! Ладно, успели до обыска припрятать кое-чего…

— Марфа-то еще не померла…

— Помрет вскорости!

Весть о смерти Марфы Трифоновой не заставила себя долго ждать.

— Ну, все! — потрясал телеграммой Леднев. — Завтра едем!

— Вдвоем, что ли?!

— Собирайся!

— Ага!.. Мы уедем, а шаромыжники дом займут! — взвилась Татьяна, ворочая белками черных глаз, всегда выпученных, словно от испуга. — Поезжай один…

— Теперь я тут хозяин, — развязно ощерился Леднев. — Кого хошь заткну! Спиртягу для Березина налей.

— А Березины тут при чем?!

— А при том, что Петька по заяве Трифонова расчет вести будет. Поняла, дура? С ним торговаться по трезвой нельзя. А у них еще две бабы. Шкурки тащи… Угодить надо!

Еще до восхода солнца в растрепанный шарабан уцелевшего грузовичка, на котором уже давно никто не ездил, отремонтированный силами Леднева, загрузили полные корзины со всяческими подарками: грибки в брусничном соусе, закатанные в банки еще для партруководства, кадушечку меда, кабанью солонину и мешок вяленых карасей. В сумку с пушниной с проверкой заглянул Василий, зная прижимистость супруги, обнаружив посеченные молью шкурки, заорал:

— Ты чего насовала, дура! — он сжал кулаки. — За энту гниль!..

Татьяна от страха зевала, как оглушенная рыбина. Впервые мужичок окрысился на нее так, а то верх всегда был за ней. Водитель, белобрысый паренек, ходивший у Леднева в шестерках, тоже удивился. «Власть переменилась! Ну держись, Танька!»

Татьяна наконец-то опомнилась, пришла в себя. Поджав тонкие злые губы, подкрашенные ради поездки старой губной помадой, найденной в особнячке, схватила сумку в охапку и зашипела на мужа:

— Ты че сказал?! Ты че сказал?! Разорался!.. Дареному коню в зубы не смотрят, — подступала она все ближе и ближе, вращая глазами. — Больно много на себя берешь, Вася! Мы наследники всего добра! Понял?

— Цыц ты! — просипел Леднев, — готовый уже сдаться, но все же уже тише проговорил: — Повезем все доброе.

— Нужны им эти шкурки, как собаке пятая нога, — ворчала Татьяна, вытаскивая со дна чемодана провонявший нафталином заветный чистый мех норки, припасенный для себя. Жалея до слез добро, вспоминала, с каким трудом вырвала мужика из Бересеньки. «Сгинул бы на лесосеках. А еще — цыц! А дылда-то на чужом горбу в почет-то въехал и орденов нахватал. Кланяться всем?!»

Детей отвели под присмотр к бабке Калужихе, пообещав покос ближе к поселку, и выехали через железнодорожный переезд на Сибирский тракт, уползающий серой лентой в ущелье. Мелькнул березовый колок, поляна, побитая скотом, река Урал, еще резвая и с перекатами, озеро с ожерельем из поспевающего черемушника…

В Бересеньку приехали к вечеру, изрядно натрясшись на дороге. Леднев торкнулся в ворота трифоновской усадьбы, аккуратно забитые гвоздями Петром Семеновичем, выругался матерно и круто развернулся к Березиным. Петр Семенович, наблюдавший со двора, ухмыльнулся:

— Ведь знал же, зараза, что попервой к нам надо. Нет, сунулся. На-ко, выкуси! — он сунул руку с кукишем в сторону Леднева, шагавшего вразвалочку. — Катька! Леднев прикатил. Встреть бабу его, чем-нибудь ей глотку заткни, чтобы не базлала!..

Катерина тяжело вышла из ворот. В последнее время у нее побаливали ноги и синие жилки, словно болотное растение путаница, обвили когда-то гладкую кожу, бархатистую, как васильковая роса.

— Как знала, пирогов наготовила! — пела Катерина, заводя Татьяну в избу. Та изображала из себя, поджимала тонкие губы.

— Ну и погодка ныне?! — притворно удивлялся Петр Семенович, пристально приглядываясь к Ледневу, тянувшему Березину широкую ладонь. — Как доехал? Не ждал, что ты так быстро прикатишь.

— Да вот, освободился на три дня! — всплеснул руками Леднев. — Слышал, поди, я теперича в хозяйстве главный. Забот полон рот!.. А че тянуть-то?

— Конешно, конешно… Пошли рядиться…

— Че рядить-то?! Трифонов сказал: по наследству!.. Бесплатно… Отчиняй ворота!

— Не торопись, — степенно заговорил Петр Семенович, стараясь еще больше разозлить мужика. — Где бумага, в коей отписано тебе, а? Нету?! — Петр Семенович невинно уставился в раскрасневшееся лицо Леднева. — А так токо ныне воздух… А говорят, что в Америке и воздухом торгуют. Вот жизнь пришла…