Леонид Лушников - След заката

От тревожащих мыслей его оторвал стук костылей тестя, покинувшего свое любимое ложе на печке. В темноте не видно было его лица, но по нервному стуку костылей и сопению Петра Семеновича он понял, что душа его так же в разладе.

— Дай-ка присмолить, — попросил Петр Семенович, кладя костыли вдоль приступка и, кряхтя, усаживаясь рядом с Алексеем. — Спички забыл… Да не чиркай своей зажигалкой! — и пыхнув дымом из волосатых ноздрей, продолжал сипло: — Все переживаешь. Да-а-а!.. Опростоволосились мы! Ежели бы занимались еще до войны посадками, то лес бы и сейчас был… Думали, тайга вечна…

— Не хватило бы, батя. Человек жаден! Много… Давай еще больше!

— Твоя правда!..

Замолчали надолго. Сырость пробиралась по спине мурашками, но Алексею не хотелось идти в дом. Осенняя ночь была тиха. Только воды Бересени шуршали о берега, бился не очень-то напористо порог, уже присмиревший после обильных дождей, да на старице раз за разом билась щука, пластая в кустах темную воду.

— Карпа доканчивают хищники! — наконец-то нарушил молчание Петр Семенович. — Протоку разрыли и жерех да щука пришла. Лет через двадцать вода из реки старицу сровняет. Будем мы на острове. Завтра жерлицу поставлю…

— Мало тебя штрафовали! — усмехнулся Алексей, вспомнив, как пионеры-юннаты, охранявшие водоем, разгадали секрет старика и поймали с поличным. Петр Семенович тогда чуть не перетянул по хребту поселкового инспектора, наложившего штраф.

— Я те денежки, Алеша, давно оправдал. Пудиков десять выловил. А ныне всем по причиндалам. Тут вот чего, Алеша?! — старик пристально поглядел на зятя. — Корнилович баял, что комплекс вот-вот рухнет, как старая башня, и завод встанет. И говорит, что Бересенька-то золотая… Дно-то устелено лесинами, особенно в старых запанях. Ну, березняк там и всякая другая сгнили, а лиственница да сосна лежат целехоньки. В старые времена люди пользовались и комоды ладили… Предлагает Корнилович поднять да распустить на пробу… Везувий на лиственницах стоит… Пятьсот лет!

— Везувий — вулкан! — заухмылялся Алексей. — Венеция…

— Ха-ха-ха! — заржал старик. — А хрен с ней!.. Трифонов в долю зовет… Подработать можно, говорит!

— Этот левак может боком обойтись!

— Бросовое же добро. Бери… Да и не все себе! — горячо зашептал Петр Семенович, оглядываясь, как будто кто-то стоял за спиной и подслушивал. — Мебелишку ладить на пустых станках да продавать по деревням. Ноне шаром покати в магазинах. Ты сам сколь стоял в очереди за шкафом?

— Года четыре…

— То-то! Озолотиться можно!

— Не ввязывайся в это дело, батя. Все государственное. Ныне цеховикам головы напрочь сносят.

После этой ночи все же нет-нет да придет в голову разговор. «А что?! — думал Алексей. — Сократят, так и будешь строгать в сараюшке. А Трифонов, как всегда, головой думает. Вот бы его в министры. Но все же светиться перед органами еще раз не хочется. Попадусь с подпольным производством мебели, раскопают все! Вот попробовать бы организовать все это на законном основании!»

Как-то будучи по делам в районе, Алексей зашел к секретарю райкома Наварову и рассказал ему о топляках, назвав затею трифоновской. Тот выслушал со вниманием, потом пошарил в трубочке спичкой и заговорил, внимательно глядя в глаза собеседника:

— Это еще в старину было известно. Мебельщики морили дерево в воде лет десять, а потом сушили целиком лет пять. Зато какая фактура!.. Ну, а как ты объяснишь, где взял лес? Те топляки давно списаны. Нет их, товарищ Ястребов… И все это попахивает нехорошо. Пришьют теневую и залетишь. Может получиться, как в зверохозяйстве, где открыли цех по производству шапок из бракованного меха, никого не спросясь. Директору дали вышку, а остальные в шахтах на Малиновке гробятся. Вот так! Все, что не планово — карается! В любом деле прилипалы найдутся. Только почуют свободу… Они-то увернутся, а ты останешься один на один с властями. Я вот что думаю, Алексей! — сделал короткую паузу. — Пора тебе выходить на большую дорогу. Мужик ты деловой. Народ тебя знает… И в партии не первый год… Пора тебе в райком и кресло секретаря по промышленности занимать, — Назаров постучал ладонями по подлокотникам старинного кресла, сотворенного умельцами из вяза, продолжал: — Пора нам вливать в партийную кровь новую, не зараженную выросшей бюрократией. Нас, старых коммунистов, мало осталось. Выщелкали!..

Алексей внимательно слушал и в голове вертелись тревожные мысли. «Опять наверх! Уже бывало… Да!..» Наконец он перебил Назарова, глядя прямо в глаза: