Сэмми Гронеманн - Хаос

— Какое счастье, что вы наконец вернулись, господин доктор! — воскликнул Ханземан, хлопотливый хозяин гостиницы, этнический немец из балтийских провинций, и шаркающим шагом направился к Хайнцу Ленсену, держа шляпу в руке. — Вы нашли большую синагогу? Простите, что не предупредил. Все может начаться каждую секунду.

— Что? — рассеянно спросил Хайнц, которого оклик вырвал из глубокой задумчивости.

— Ну… Погром на пороге. Солдаты в казармах уже выстроены на плацу в боевой готовности.

— Значит, они смогут вмешаться вовремя. — Хайнц бросил взгляд на подворотню напротив, где, как он давно заметил, день и ночь дежурили еврейские подростки. Вот и сейчас там патрулировали двое, едва ли вышедших из детского возраста, один из которых вдруг помчался прочь.

— Вмешаются? Это уж точно! — саркастически усмехнулся хозяин. — Вопрос только, на чьей стороне. Так оно лучше. Останьтесь сегодня в номере, хотя вам персонально ничего не грозит. Пристав уже вчера был у меня, просмотрел все бумаги и убедился, что господин доктор больше не еврей. Хорошо, что свидетельство о крещении приложено к вашему паспорту. Но в любом случае, настоятельно рекомендую вам остаться в гостинице. Может легко возникнуть путаница, и тогда…

— Чепуха! Я не верю в беспорядки!

— Что? Вы не верите? — хозяин выглядел чуть ли не обиженным. — Говорю вам, недели через две-три у меня в парадные комнаты на втором этаже заселятся весьма примечательные постояльцы…

— Какое это имеет отношение к погрому? — недоуменно спросил Хайнц.

— О, еще какое, прошу прощения! — воодушевился хозяин. — Вы-то уж должны знать, что евреи, где бы они ни были, повсюду поддерживают тесную связь. Каждый раз, когда где-либо маячит погром, после которого все разоряется и опустошается, а местная еврейская община оказывается на грани голодной смерти, тут-то они и собираются, в Германии и повсюду. А потом солидная комиссия из богатых евреев приезжает на место погрома и составляет отчет по оказанию материальной помощи. Ее обласкивает правительство, они беспрепятственно получают паспорта и визы и — само собой — приводят в страну капиталы. Номер для господ у меня уже подготовлен!

Информации для Хайнца уже было выше головы. Что ему сейчас требовалось, так это удалиться в свою большую комнату на первом этаже и без помех обдумать все события прошедшего дня.

Вполне намеренно давеча он не пошел в убранный к празднику дом Мойши Шленкера, а испросил дорогу к большой синагоге, надеясь там затеряться в толпе.

Чужеродность открывшейся картины охватила его еще на входе. Просторное, но узкое помещение заполняли до отказа мужчины и мальчики. Женщины нигде не просматривались. Все поголовно были накрыты длинными, похожими на тоги — как их там? — талитами. Некоторые закутались в них с головой, так что не разобрать ни лица, ни фигуры. Эти персонажи в их экзотической маскировке, ритмично раскачивающиеся вперед-назад, производили фантастическое впечатление. Впрочем, некоторые так кокетливо набросили свои палантины на плечи, что в мозгу Хайнца сверлил какой-то стих Гейне, который он никак не мог вспомнить. Основная же масса имитировала некие классические одеяния, драпировка которых живописно ниспадала складками…

Этот национальный костюм, сохранившийся с древних времен до века машин и визиток — был самым что ни на есть подлинным облачением иудеев, которым они укрывались, когда уставали от маскарада и балагана, в которых вынужденно приходилось участвовать. Однако Хайнц воспринимал его как знамение невероятного чуда, оставившего живой след со времен оно до наших дней. Иерусалим, Афины, Рим — все сплелось для него в единый венок. Через века упадка всех древних культур, через слабые попытки искусственно оживить их во времена Возрождения и Гуманизма — и до сего дня исконная культура евреев трепетно сохранилась живой и оберегалась в бедных, грязных, всеми презираемых поселениях париев среди прочих народов.

А зачем? С какой целью?

Хайнц решительно поднялся с удобного стула и подошел к открытому окну. Взял сигарету и заходил по комнате. Не хотелось бы потеряться в безбрежном океане фантазий, так что он мысленно вернулся к сегодняшнему посещению синагоги.

Поначалу ему показалось, что там, в длинной галерее с высокими сводами, где люди стояли голова к голове, никто не режиссировал происходящее действо. Слышался только смутный гул, и равномерно раскачивались белые фигуры, ни одна из которых не принимала во внимание соседнюю. Некоторые молились тихо, словно глядя внутрь себя, другие — упершись лбами в пюпитры, третьи громко возносили молитвы Небу, несуразно махая кулаками и растопыривая пальцы вверх, а потом вдруг застывали, будто что-то схватив в воздухе, и в диком порыве тянули к себе. Некоторые сидели недвижимо, отрешенно, погруженные в свои толстенные книги. Другие, как сомнамбулы, упорно прокладывали себе путь через всеобщее столпотворение, непрерывно бормоча молитвы — эти, казалось, просто не могли остановиться в своем движении. Непрерывное бормотание, вздохи и стоны, крики и напевы — вся эта какофония звуков оглушила Хайнца и привела в замешательство.