Владимир Шапко - У подножия необъятного мира. Хроника деревенского городка

Плача, Витька смотрел из кустарника, как глыбастый пляшет на его удилище, как топчет новую плетёную мордочку, как чуть не зубами рвёт штаны… Далеко выпнул Витькины старые кирзовые сапоги. Один, второй. Сапоги беспомощно, медленно переворачивались в воздухе и падали на шиверу. Тут же исчезали… Витька не выдержал, выбежал, запустил камнем. Не попал. Парень бросил всё, взнялся за Витькой…

Остаток дня просидел Витька на гольце, охватив руками голые коленки, незряче уставясь на вечернюю, никак не могущую убежать с воды дорожку солнца…

Все изломанное, изодранное подонком бросил на берегу, пошёл домой. У ноги забыто болтался мешок с протухшей уже рыбой. Но Витька не понимал, не усваивал резкий этот рыбий запах – мнилось, что пахнет так его обида. Непереносимо, до слёз, до злости. И куда ни повернись – везде она… «У-у, гад! Выродок!» Опять закипали слёзы. Витька сдёргивал их, сморкался.

На галечной осыпи у острова долго стоял и смотрел на сжатый красный свет, замерший в неподвижных тополях… Бил чечётку дятел. От Поганки за рощей доносились то ли вскрики, то ли смех… Но когда Витька стал углубляться в рощу – явственней и явственней стало слышаться, что кричат. На помощь. Женский голос. Где-то рядом. «Помоги-ите!»

Витька метнулся в одну сторону, в другую. Неуверенно побежал по дороге, оглядываясь, слушая. Ринулся влево, под кусты. И выскочил на поляну, прямо на крик… И как в сердце толкнуло, объяло жаром…

У куста, на траве, возле опрокинутого ведра и валяющегося коромысла, глыбастый сгребал, заталкивал под себя Любку Аверину. Любка извивалась, билась, подтягивала к животу коленки, пиналась, задыхаясь короткими безумными вскриками. Подол сарафана был разорван, сбит на сторону и, как не связанный с голыми бьющимися ногами, мокро затяжелел у опрокинутого ведра. Другое ведро посторонне стояло рядом – с неподвижной, до жути, водой…

– Уйди, сучонок! – задыхаясь, скосил налитые кровью глаза парень.

– Не уходи!.. Витя! – Любка с новой силой забилась, подкидывая парня. Ногтями вцепилась в ряшку. Мотая башкой, парень выламывал ей руки, припечатывал к земле, и всё хрипел Витьке:

– Уйди, у-убью!..

Витька оцепенело попятился, отвернулся, побежал.

Ничего не соображал, оглушённый, тыкался, падал в кустах. «Ви-итя! – хлестнул голос. – Спаси-и-и!»

Витька кинулся назад, выбежал на поляну, метался вокруг борющихся. Как девчонка, руки заламывал, плача просил:

– Брось, гад!.. Слышишь!.. Брось!.. Не надо!..

И пронзённый болью, ужасом, теряя сознание, воздух, жизнь, рванулся из-под насильника последний крик:

– Ви-и-итя!!!

Витька схватил коромысло… взметнул над собой и… что есть силы ударил… Вдоль хребта по толстой потной башке… Парень дрыгнулся и разом распластался.

Словно вечность прошла, прежде чем Любка зашевелилась и поспешно выползла из-под свинцового тела. Отползая от него, судорожно прикрывалась рваньём, с ужасом смотрела. Парень не шевелился. Всё так же не сводя с него глаз, Любка пятилась, падая и снова вскакивая. Бросилась с поляны, задев, сбив Витьку с ног. Витька вскочил, тоже побежал.

– Витя!.. Витя!.. Витя!..

Метались, путались в кустах. Опять выскочили на поляну. И глянув только на недвижное тело, перевели весь ужас свой в глаза друг дружке. Не в силах сморгнуть его, увести куда, спасительно спрятать. Один маленький, растаращенный, с длинным мешком у бедра, другая – вытянутая, трепещущая, в сыром рванье, как в налипшей коже…

– Витя!.. Слышишь!.. – трясла Любка мальчишку за плечи. – Слышишь!.. Никому!.. Мы не видели!.. Не знаем!..

А Витька, не понимая её, полнясь другой жутью, более страшной… смотрел на обширный, буро-зачерневший, капающий кровью сосок…

– Слышишь! Витя!..

Они выбежали из рощи… и сразу столкнулись с тётей Катей Соседской. А та как увидела обоих – так и выронила пустые ведра и коромысло.

Осторожно, медленно, точно больную, вела Любку. И Любка, словно боясь глубоко вздохнуть, как кланялась. Распрямлялась и кланялась, распрямлялась и кланялась, коротко вскрикивая:

– Тётя Катя!.. Тётя Катя!.. Тётя Катя!..

Уже в сумерки дядя Ваня Соседский и Витька путано, бестолково метались по роще… Наконец Витька выскочил на поляну…

Поляна была пуста. Даже вёдра исчезли.

– Точно – здесь… Витька? – задыхался дядя Ваня.

– Точно, дядя Ваня… Точно… – тоже не мог отдышаться Витька. – Вон там… Возле куста…

– Так… – мстительно вытолкнул дядя Ваня. – А ну… скорей в военкомат!..