Самид Агаев - Правила одиночества

– А процент с оборота? – сопротивлялся Караев.

– Старик, ты меня удивляешь: во-первых, даже налоговая инспекция не в силах определить фактический оборот в коммерческой палатке, а ты хочешь, чтобы префект определил, тем более на рынке! А во-вторых, платить его не ты будешь, а твои арендаторы, включишь в арендную плату – и все дела.

– Твоя доля в этом полтиннике? – спросил Караев.

– Ну что ты, старик, я эти деньги отдам все, я у тебя на хвосте.

– Сколько ты хочешь?

– Мне как посреднику законные десять процентов.

– Пять тысяч долларов, – сказал Караев, – итого пятьдесят пять, на пять лет это, конечно, не так уж и много, но платить-то надо сразу. Я должен поразмыслить.

– Времени мало, – заявил Сенин, – буквально несколько дней, имей в виду, желающих на это место найдется предостаточно.

Караев задумался.

Причины для раздумий были. Первая – непредсказуемость московских властей, вторая – попустительство государства в отношении экстремистских и фашистских группировок; случаи избиения брюнетов в общественных местах стали обыденностью. Память народа, потерявшего около двадцати четырех миллионов человек в борьбе с фашизмом, оказалась слишком короткой. Долгосрочные инвестиции – вещь рискованная. Кто знает, не придется ли в спешном порядке уносить ноги из страны?

– Мне надо поразмыслить, – повторил Караев, – кстати, не называй меня стариком.

– Что это вдруг? – удивился Сенин. – Я тебя всегда так называл. Стареть, что ли, начал?

– Между прочим, – заметил Караев, – ты старше меня на три года, это во-первых. Во-вторых, у меня роман с молодой девушкой, и может развиться комплекс.

– Ух ты, – алчно сказал Сенин, – и сколько ей лет?

– Попрошу без зависти.

– Красивая?

– Врать не буду, девушка некрасивая, но молодая – двадцать три года ей, – честно признался Караев.

А ты знаешь, в этом есть свои положительные моменты, – глубокомысленно произнес Сенин. – Ты – мужчина видный, значит, ценить будет, верна будет, во-вторых, никто на нее не позарится.

– Насчет верности некрасивых – это миф, – возразил Караев, – как раз они первые тебе рога наставят, потому что им постоянно надо самоутверждаться.

– Послушай, старик, – назидательно произнес Сенин, – молодая девушка не может быть некрасивой. Это мнение умудренного жизнью человека, прислушайся к нему. Молодость – сама по себе красота. Знаешь, что я тебе скажу? В нашем возрасте нельзя быть таким щепетильным.

Именно это пришло в голову Караеву в последний момент перед тем, как он оказался с девушкой в постели: до этого он честно пытался справиться с собой.

– А что бы тебе на ней не жениться? Об этом другие только мечтать могут, а тебе само в руки идет. Молодая жена, будет тебе верна – смотри-ка, даже стихи сложились.

– Я ее не люблю, – сказал Караев, – к тому же, у нее был армянин.

– Ну знаешь, кто из нас без греха, – назидательно произнес Сенин, – у каждого в жизни был свой «армянин».

– У тебя что, тоже был армянин?

– Это в переносном смысле, аллегория, не буквально. В конце концов, не негр же у нее был, а всего-навсего армянин.

– Ты меня знаешь: я не националист, я даже к евреям нормально отношусь, но лучше бы у нее был негр. Это не я говорю, это во мне национальное самосознание говорит. Ведь они оккупировали четверть Азербайджана! А ты говоришь – негр.

– Не пойму, ты шутишь или серьезно говоришь?

– Это смех сквозь слезы. Ладно, закрываем тему. Чаю хочешь?

– Да я бы и выпить не отказался, – признался Сенин. Караев нажал кнопку на телефонном аппарате.

– Вера, дайте нам чаю с лимоном.

Он подошел к шкафу, достал из него початую бутылку коньяка и поставил на стол одну рюмку.

– А ты не будешь? – спросил Сенин.

– С утра не пью, – отказался Караев, – только чай.

– Ну а я выпью: в жизни и так много ограничений, не зависимых от нашей воли, не хватало еще самому себя ограничивать.

– Я смотрю, у тебя философский подход к жизни, – улыбнулся Караев, – ты что заканчивал?

– Десять классов, – наполняя рюмку, сказал Сенин, – но ты попал в самую точку: я после армии поступал в МГУ, на философский факультет. Правда, на первом же экзамене срезался. Вопрос был про Ломоносова: расскажите, мол, основные вехи его жизни, и я сказал, что он пришел пешком из Архангельска и поступил в университет. А оказалось, что университета тогда еще не было, потому что он сам его впоследствии и создал, поэтому его именем и назван. Вот смеху-то было. Они сразу заулыбались, стали переглядываться и двойку мне рисуют. Я пытался убедить комиссию в том, что в философии не эрудиция главное, а способ мышления, что ум и знание – это разные вещи, но мне не удалось это сделать. Ну, будь здоров, за успех твоего бизнеса!