Валерий Верхоглядов - Соло для одного

Тьфу ты, черт!

Я сунул бутылку в холодильник, и пока она там охлаждалась, решил съездить к источнику. Из озера у нас в кооперативе берут воду для бани и полива, а в качестве питьевой используется только родниковая. Побросал в багажник пустые канистры числом пять и покатил. Вообще-то под градусом я за руль не сажусь, но те три рюмки, что были выпиты за обедом, давно уже вышли с потом, да и гаишников в здешнем медвежьем углу, по правде сказать, отродясь не видывали.

О тех, кто рискует ездить по карельским дорогам, нужно слагать героические саги. Это люди, для которых подвиг стал нормой жизни.

Трясясь на колдобинах и проскакивая на ходу наиболее глубокие лужи, я добрался до моста через Малую Суну и повернул к источнику. То, что вело к нему, было не дорогой, а просто направлением. Последний ремонт полотна здесь производился лет тридцать назад, и проезжая часть больше всего напоминала полигон для учебного бомбометания. Мой приятель как-то поехал за водой на иномарке, у которой подача бензина, момент зажигания смеси, подогрев кресел, амплитуда движения подвески и многое другое регулируется электроникой. На третьем метре от развилки бортовой компьютер отключил двигатель, а на дисплее загорелась надпись «Дальше дороги нет». «Как же нет? Вот она!» — орал приятель и тыкал пальцем в лобовое стекло. Но переубедить машину ему не удалось.

…Вечер был прекрасен. Горечь увядающей листвы настраивала на лирический лад. Из цементной трубы, вмурованной добрыми самарянами-дачниками в крошечную плотину, лилась кристальной чистоты целебная влага. Я держал под холодной струей десятилитровую канистру, когда услышал за спиной: «Вода хорошая?»

Спросили по-русски, но с легким акцентом.

Оглянулся. В двух шагах стоял негр.

Мистика! Откуда он взялся?

— Вода хорошая? — повторил он.

Я молча кивнул.

Негр попил, черпая воду розовой ладошкой, вытер губы и поинтересовался:

— Здесь наши не проходили?

Прикинув, где Африка и где мы, я, чтобы не огорчать представителя древней расы, сказал:

— Полагаю, они на подходе.

— Спасибо, — сказал негр и пошел в сторону Малосунского дачного кооператива.

А я набрал воду в оставшиеся канистры и поехал к себе, размышляя о чудесах, которые время от времени случаются в лесу на нехоженых тропах или вот у таких колдовских родников со студеной водой.

Дома я нащипал лучины и растопил печь — ночи уже были холодные, и если с вечера не прогреть домишко, то к утру околеешь. Чтобы не жечь дрова понапрасну, поставил на плиту две большие кастрюли с водой.

Ужинать решил на веранде.

Из окна открывался великолепный вид на участок.

Илья Севастьянович был, без сомнения, настоящим коммунистом. Выйдя на заслуженный отдых, он решил за ближайшие двадцать лет обустроить на болотистом участке небольшой райский уголок. Для начала дед, как частники всех времен и народов, раздвинул границы своего надела и тем самым увеличил его площадь по крайней мере вдвое. Впрочем, так все вокруг делали. А затем дед начал вкалывать: рыл мелиоративные канавы, таскал песок, ворочал камни. Следующее лето он встречал в избушке-времянке, под окнами которой божественно цвела картошка.

Я налил рюмку за светлую память о тесте. Тушенка настоялась и, как всегда, была вкусной. Вторая рюмка примирила меня с одиночеством. Над домом соседа пылал рериховский закат. Я открыл форточку, и на веранду медленно вплыли вечерние запахи. Налетевший со стороны озера порыв разбудил куст лабазника под окном, и его листья, словно зеленые ладошки, беззвучно застучали по стеклу.

Как и все люди при социализме, дед жил грядущим, это давало ему силы. Он постоянно говорил, что когда дачный участок наконец обустроится, то за большим столом будут частенько сиживать друзья и родственники, а он, радушный хозяин, будет наливать им водку и угощать сямозерской ухой. И песни петься будут, и рассказы рассказываться.

Первое время деду в приближении этой мечты помогал его сын Максим, но вскоре он со своей женой-ингерманландкой уехал жить в Финляндию и возвращаться в Россию, думаю, не собирается. Трудится там в строительной фирме и весьма доволен своим положением.

Поэтому дед из года в год горбатился на участке один.

Из родственников, насколько я помню, сюда лишь однажды и ненадолго приезжал дядя Витя из Питера, двоюродный брат Ильи Севастьяновича, а из друзей — на пару дней заглянул Николай Михайлович, постоянный компаньон по зимним рыбалкам.