Правда, с тех пор немало воды утекло, отношения их стали иными, они постоянно оказывали друг другу небольшие знаки внимания. Женин последний подарок — красивый французский галстук — как раз в эти минуты был на Гоге. Он тоже не оставался в долгу, а о цветах и говорить нечего: каждое утро, открыв глаза, Женя обнаруживала новый небольшой букет от «Блюэ».
Все это так, но подарки — одно, деньги — совсем другое. Особенно — после того крупного разговора. Не воспримет ли Женя такой жест как желание купить ее расположение? Как бы опять скандала не вышло.
Но сперва надо дождаться звонка. Самому звонить нельзя, это было бы капитуляцией, а с Женей только прояви слабость! Ну, а когда они помирятся, вернее, когда встречи возобновятся, тогда он найдет момент и возможность предложить ей необходимую сумму.
И вдруг все рухнуло. Собственно, это можно было предвидеть, если трезво глядеть на окружающие и вновь возникающие обстоятельства, но Гога был поглощен личными переживаниями и не сумел разглядеть того, как события мирового значения могут отразиться на его собственной судьбе.
В последней декаде августа его вызвал к себе Элар. Это случалось крайне редко, потому что если нужно было передать какое-нибудь распоряжение, заместитель генерального директора делал это через Гийо. А совещания с пустопорожними, длящимися часами словоговорениями у Дюбуа были не приняты. На этот раз предстоял личный разговор.
Элар вежливо привстал со своего кресла, подал Гоге руку и пригласил сесть. «Ему нужно сказать мне что-то неприятное, но это его тяготит», — пронеслось в голове у Гоги и, усевшись на край стула, он молча, с напряженным вниманием, смотрел на высокое начальство.
— Горделов, — как и все французы делая ударение на последнем слоге, начал Элар, не глядя на Гогу и без видимой надобности передвигая бумаги на столе, — я должен сообщить вам неприятную новость…
У Гоги екнуло сердце. Неужели Гийо рассказал о разговоре насчет выступления де Голля? За это время многое произошло во Франции: генерала объявили дезертиром, произошла трагедия в Мерс-эль-Кабире, правительство Петена порвало дипломатические отношения с Англией. А местные французы солидаризировались с правительством Виши, боясь японцев, стремясь сохранить свои конторы, дома, положение.
Но чем бы ему лично это ни грозило, подумал Гога, если придется, он повторит, что лишь де Голля считает истинным патриотом Франции, человеком, достойным ее прошлого. Однако дело оказалось куда прозаичнее, мельче и — увы — чувствительнее для Гоги.
— Несчастье, происшедшее с Францией, поставило нашу фирму в крайне затруднительное положение, — начал Элар, то взглядывая на собеседника, то вновь опуская глаза. — Мы не знаем, сможем ли продолжать экспортировать наши традиционные товары в Европу. Кое-какие рынки мы уже потеряли, вам это известно. В связи с такой ситуацией мы оказались перед необходимостью резко сократить расходы нашего шанхайского отделения…
Гога все уже понял, но в первые мгновения ему стало жаль не себя, а Элара. Тот никогда не внушал ему особой симпатии, со всеми подчиненными, то есть со всеми вообще, кроме мсье Ледюка и, пожалуй, мадемуазель Савицки, держался холодно и строго, на официальной ноте, но сейчас — это было видно и по тому, как тяжело давались ему выговариваемые им слова, и по выражению его лица — Элару было не по себе. И Гога пришел ему на помощь.
— Я понимаю вас, мсье Элар. Трагедия Франции, поверьте, это и наша трагедия. — Гога не сумел бы точно объяснить, кого он имеет в виду под словом «наша», хотя говорил искренне.
Элар с облегчением, почти с благодарностью поднял на него свои светлые глаза из-под рыжеватых бровей.
— Я очень рад, что вы нас понимаете. Мы вынуждены значительно сократить штат наших сотрудников и вы… как один из новых… попадаете в их число.
«Что же будет с Женей? — было первое, что пронеслось в голове у Гоги. — Как я теперь дам ей деньги?» И только потом выплыла и, как густой туман, расползлась по всему сознанию, вытеснив все остальное, новая мысль: «Как же теперь жить? Как воспримет мама эту ужасную новость? Неужели придется опять ходить по конторам, встречать равнодушные, пренебрежительные взгляды и выслушивать холодные небрежные отказы?» Но, думая об этом, он все еще жалел Элара и бормотал довольно нелепо и бессвязно:
— Да, да, я вас понимаю…
— Мы вам выплатим пособие в размере трехмесячного оклада, — продолжал Элар уже явно с облегчением и оттого, что главное сказано, и от такой неожиданной реакции увольняемого. — Это поможет вам продержаться на первых порах. Ну и, конечно, вы получите рекомендательное письмо. Его подпишет сам мсье Ледюк.
Читать дальше