Михаэль Шаранг - Сын батрака

Но у Франца нашлись еще аргументы.

— А ты посмотри на Хайниша, он строит дом в Маттерсбурге. И не похоже, чтоб он так уж мучился.

Хайниш был шофером фирменного автобуса, которым Франц ездил на работу и домой.

— Ты находишь? — довольно язвительно спросил Бенда.

— То есть?

— Попробуй спроси его о чем-нибудь, кроме того, сколько весит мешок цемента. Думаю, он даже не знает, что такое профсоюз.

Тут уж у Франца отпала охота продолжать разговор.

«Этот Бенда, — подумал он, — просто помешался на своем профсоюзе».

Его злило, что Бенда так презрительно говорит о Хайнише, потому что Франц и шофер быстро нашли общий язык. Как раз вчера, по дороге в Вену, он рассказал Хайнишу, что скоро начнет строить дом. Тут выяснилось, что Хайниш тоже строится. И он дал Францу множество полезных советов.

— Когда дойдет до бетонирования подвала, — произнес Бенда, которому не хотелось видеть обиженную физиономию Франца, — или ты начнешь класть стены, я уж как-нибудь выберусь тебе помочь.

— Но сначала, — сказал Франц, — ты придешь ко мне на свадьбу.

В 1975 году лето в Австрии выдалось не слишком хорошее. После непривычно теплого июня все ждали настоящего жаркого лета, но в первую же неделю июля — а для детей Вены, Нижней Австрии и Бургенланда это была первая неделя каникул — зарядили дожди. Правда, потом погода, в общем-то, исправилась, но погожие дни снова и снова сменялись ненастными, так что и в сентябре еще многие недобрым словом поминали ту сплошь дождливую неделю в июле.

Само собой разумеется, есть люди, которым такая погода по душе. Например, на 5 октября были назначены выборы в Национальный совет, и тем, кто участвовал в избирательной кампании или хоть как-то был к ней причастен, почти не оставалось времени на летние удовольствия, и потому они не жаждали жаркой погоды.

Однако Франц Вурглавец тоже радовался каждому прохладному летнему дню. Он хотя и не участвовал в избирательной кампании, тем не менее работал все лето напролет, и даже на двух стройках сразу: днем в Вене, в фирме «Окружное строительство», а в субботу и воскресенье строил себе дом в Сент-Освальде.

«Дом» — это, пожалуй, громко сказано. Но все же до сентября Франц успел забетонировать подвал. Он считал, что, если бы ему дали трехнедельный отпуск, он смог бы вчерне закончить стройку. Но тут он заблуждался, так как у него не было денег на нужные в дальнейшем стройматериалы. На своей стройке Франц все делал слишком уж медленно и обстоятельно. И притом работал до полного изнеможения. Особенно мучило его, что в последние три месяца для него не существовало ничего, кроме работы. Единственным отдыхом были поездки в фирменном автобусе. И до крайности раздражала его огромная разница между техникой, которую он ежедневно видел на работе, и теми примитивными инструментами, которыми он пользовался на своей стройке.

«Дома в поселке, — думал он, — за день вырастают на целый этаж, и никто тут не выматывается так, как я. А я копаюсь на своей земле, как человек каменного века, и за три месяца только и есть у меня, что подвал».

Стены, внешней отделкой которых занимался Франц, были сделаны из бетона в опалубке. Францу больше нравилось строительство из сборных элементов, с которым он впервые познакомился в Вене. С тех пор как Франц заложил свой дом, он не мог смотреть на монтажников, орудовавших сборными элементами, чтобы не думать о своих «сборных элементах», как он с горечью называл купленный им старый кирпич, оставшийся от снесенных домов; с него еще приходилось, прежде чем снова пустить в ход, молотком сколачивать старый раствор — работенка не из легких.

После того как в августе они с Эрной целое воскресенье чистили кирпич, Франц заявил, что вся эта затея со строительством дома представляется ему кошмарной глупостью.

— Раньше надо было думать, — обрезала Эрна. — Если ты только сейчас сообразил, что не хочешь строиться, то, пожалуй, поздновато.

За лето Эрна очень изменилась. Она почти перестала смеяться, но Франца это не волновало, он и сам со всеми своими заботами забыл, когда последний раз смеялся. Она стала упрямой, и поначалу это его сердило. Но потом он понял, что ее упрямство — самозащита против непосильной нагрузки: работа в магазине, строительство дома и беременность. Поэтому он больше не перечил ей.

Изредка он вспоминал последнюю троицу и как все было у них с Эрной хорошо. В свои двадцать лет он вспоминал об этом, как сорокалетний вспоминает о событиях юности, — такими далекими казались ему те дни.