Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

– Хорошо, – сказал он, отирая лоб. – Отлично… Но ты, конечно, не поможешь мне выкупить дом?

– Я отказываюсь от наследства.

– Не понял?

– Хочу все раздать.

Гнев вспыхнул с новой силой. Он множился и порождал новый гнев. Не выпуская его наружу, Артур выдавил одно-единственное слово:

– Почему?

Мэгги всплеснула руками и уронила их на колени.

– Да от этих денег никакого толку! Посмотри, что они сделали с Итаном. Это же ходячая катастрофа! – Она повернулась к брату. – Без обид. У тебя кровь течет из носа. На диван.

Тот промокнул нос салфеткой.

– А ты?! – продолжала Мэгги. – Пап, я не хочу такой жизни. Не хочу покупать дом, который изначально был для нас слишком велик. В элитном районе. Зачем он? Послушай. Шуто-Плейс не имеет никакого отношения к реальному миру.

– Мэгги…

– Тебе самому-то хоть здесь нравится? Работу ты ненавидишь, это я уже поняла. Слушай. Я не знаю, что сделаю с мамиными деньгами, но на себя их точно не стану тратить.

– Так потрать их на дом!

– Нет. Извини.

– Ты не понимаешь! – вскричал Артур. – Ты. Можешь. Спасти. Наш. Дом. Господи… я ведь передумал вас просить! Хотел избавить вас от неприятного разговора!

– Это не мой дом. Я здесь больше не живу. И Итан тоже.

В животе у Артура все перевернулось, к горлу подступила и сразу отхлынула тошнота. В конце XIX века его предки сбежали от негласно разрешенных властями одесских погромов и каким-то чудом пережили все тяготы путешествия через океан без гроша за душой. Артуров прапрадед торговал вразнос вонючей рыбой в Нижнем Ист-Сайде, чтобы его сын сумел открыть крошечную обувную лавку, а внук – стать стоматологом, правнук – инженером, а праправнук смог… что? Погрязнуть в долгах? А праправнучка – разбазарить наследство?

– Неужели этим все и закончится? – вопросил Артур. – Мы просто тихо зачахнем в нищете? А?

– Ты не откажешься от денег, – сказал Итан.

– Еще как откажусь.

– Легко сказать.

– Почему все думают, что я на это не способна?! – возмутилась Мэгги.

– Дочь, – сказал Артур, подавив рвотный позыв, – ты не ведаешь, что творишь.

– А мне кажется, ведаю.

И тут картинка наконец сложилась. Фотографии. Приют. Балет. Все фрагменты уик-энда встали на свои места. Странный запах, преследовавший ее повсюду… Она наконец смогла понять, чем пахло в доме. Мэгги с колотящимся сердцем вспомнила одну Артурову фишку из ее детства. Папину Пошлину. Началось все с безобидной хеллоуиновской шутки: «Дай-ка сюда эту „Миндальную радость“, детка, пришла пора заплатить Папину Пошлину», но с годами она переросла в патологическую перверсию. Артур взимал Папину Пошлину со всего, что она когда-либо получала или выигрывала. Когда Мэгги соглашалась посидеть с соседскими детьми, он брал с нее плату за посреднические услуги – процент за наводку. Ей пришлось отдать отцу 15 % от своего первого летнего заработка (она устроилась кассиром в магазин игрушек) – «за бензин», ведь он возил ее с утра на работу. Он таскал еду с ее тарелки, хотя на столе и так было всего достаточно – просто чтобы лишний раз напомнить, кто в семье главный добытчик. И все четыре года в Дэнфорте, до самой смерти Франсин, Артур регулярно давал Мэгги понять, что после окончания университета она начнет выплачивать ему сумму, вложенную в ее образование. «За тобой должок», – сказал он ей открытым текстом. Выходит, за отцовство полагается какая-то плата?! А дети – это такое капитальное вложение, которое должно окупиться сторицей и желательно в виде наличных?

– Погоди-ка… – сказала Мэгги. – Так ты для этого нас позвал? Да? Хотел получить мамины денежки? Все затевалось с одной-единственной целью…

– Мэгги. Мэгги, постой…

– О господи.

– Не все, слышишь? Не все…

– Мало того, что ты заточил маму в этой клетке, в этом городе, мало того, что ты ей изменял – пока она лежала на смертном одре! Теперь ты решил захапать и ее деньги!

– Я никого никуда не заточал.

– Мы, вообще-то, тебе нужны? Вот эта семья?..

– Кто-то стучит? – спросил Итан.

– Нет! – рявкнула Мэгги. – Это дождь.

– Кто-то стучит.

– Просто дождь барабанит… Пап?!

Артур уставился в пустоту между своими детьми. Затем с изнуренным вздохом ответил:

– И то и другое.

– Пап, что здесь творится?!

Стук разнесся по всему дому. С пневмонийным хрипом открылась и закрылась москитная сетка.

– Пап?

На пороге стояла женщина.

Не Франсин.

Конечно, ясное дело – не Франсин.

Однако Альтерам, взиравшим сейчас на эту женщину, бросилась в глаза именно ее абсолютная непохожесть на Франсин. Она была высокая, прямоволосая, вороноглазая. С мальчишеским телосложением и длинными мускулистыми ногами. То есть – вообще не Франсин. Что-то, кто-то совсем другой.