Майкл Ондатже - Военный свет

– Марш, я замужняя женщина.

– В вас ничего нет от замужней женщины.

– А вы, конечно, знаете замужних женщин.

– Да. Но в вашей жизни он не занимает никакого места.

– Это кончилось давно.

– Вы можете спать здесь у печки. Мне необязательно.

Долгое молчание. В голове у нее сумбур.

– Кажется, вам тоже не помешает в тепле.

– Тогда я хочу, чтобы вас было видно.

Он подошел к печке, приоткрыл дверцу, и комната осветилась.

Она подняла голову и посмотрела ему в лицо:

– Тогда и вы останьтесь.

– Нет. Я неинтересен.

Она представила себе, как выглядит сейчас при неверном свете из топки, в платье с длинными рукавами, оставшемся на ней с похорон. Чувство было странное. Что-то заползло под рассудок. И ночь к тому же – сплошной туман, мир невидим, безымянен.

Она проснулась окутанной. Под шеей – его ладонь.

– Где я?

– Вы вот здесь.

– Да. Кажется, я здесь. Неожиданно.

Она уснула и снова проснулась.

– А как же похороны? – спросила она.

Ее голова касалась его плеча. Она знала, что в комнате будет холодно.

– Я их любил, – сказал он. – Как и вы.

– Я, наверное, не об этом. А спать с их дочерью. И после похорон?

– Думаете, они вертятся в гробах?

– Да! И, кроме того, что теперь? Я знаю о ваших женщинах. Отец называл вас бульвардье.

– Ваш отец был сплетник.

– Думаю, после сегодняшней ночи мне надо держаться от вас в стороне. Вы слишком важны для меня.

Даже в этой осторожной, отфильтрованной версии происходившего между ними есть сомнение и даже неопределенность в отношении того, как это на самом деле могло быть, о чем мог быть разговор; как-то слабо это рифмуется с их биографиями. Кто из них и почему разорвал отношения, начавшиеся той ночью у печки?

Она давно не была с мужчиной так, как в ту ночь. Что это будет значить для него – оставить ее теперь, думала она. Будет это как пустячный исторический эпизод из его рассказов, когда маленькое войско отошло от каролингского пограничного города учтиво и в молчании, или все вокруг них посыплется с треском и долгим эхом? Ей надо оставить его раньше, поставить караул на мосту через реку, чтобы ни он, ни она не могли пройти; показать, что после этого неожиданного явления друг другу продолжения не будет. Она должна жить своей жизнью.

Она повернулась к Фелону. Она редко звала его Маршем. Почти всегда Фелоном. Но ей очень нравилось имя Марш. Оно звучало так, словно он будет идти и идти вперед, и остановить его и до конца понять трудно, и она промочит ноги, на нее налипнет грязь и репьи. Думаю, тогда, после ночи у печки, она решила для надежности вернуться к себе такой, какой еще была, отделиться от него – словно боль всегда часть желания. Нельзя давать себе волю. Но она подождет еще немного, когда окончательно рассветет, и он, радостный любовник, снова станет непонятным для нее, загадкой. На заре она услышала сверчка. Стоял сентябрь. Она будет помнить сентябрь.

Во время допроса Фелона итальянкой есть момент, когда допрашивающие отворачивают слепящую лампу, свет проскальзывает по ее лицу, и он, человек, мгновенно схватывающий обстановку, успевает отчетливо увидеть женщину. Кто-то сказал о нем: «Этот странный рассеянный взгляд ничего не упускает». Он замечает оспины на ее лице и сразу понимает, что она не красавица.

Нарочно они показали ему допрашивающую? Догадались ли, что у него есть слабость к женскому полу и можно спровоцировать его на легкий флирт? И мелькнувшее женское лицо – как на него подействует? Как он отреагирует? Умерит ли это его игривость? Смягчит ли его или добавит уверенности? И если столько уже о нем знают, что посадили в темноте напротив него женщину, то это перемещение яркой лампы было намеренным или же случайным? «Исторические исследования неизбежно игнорируют роль случайностей в жизни», – так нам говорят.

Но Фелон всегда готов столкнуться со случайностью – будь то новая стрекоза или неожиданное проявление характера – и отреагировать на нее, правильно или неправильно. Он открыт новому, он широкоплеч, шумен в обществе незнакомых – и все, чтобы побороть свою скрытность. Экспансивность его – пережиток юности, когда он познавал мир. В энергии его больше от любознательности, чем от беспощадности. Поэтому ему нужен был рядом безжалостный исполнитель, тактик – и эти качества он нашел в Роуз. Он понимает, что нужен им не он, а она, невидимая, но регулярно слышимая Виола – женщина, которая перехватывает их секретные радиосообщения, голос, докладывающий об их передвижениях и стоянках.