Все тоже налили по чуть-чуть и молча отхлебнули.
— А теперь читай, борец за соцзаконность! — скомандовал Рыжий.
Петр Дмитриевич встал и, откашлявшись в кулак, начал:
— Москва, Кремль, Депутатам Верховного Совета СССР, генеральному прокурору СССР товарищу Сухареву Александру Яковлевичу… Довожу до Вашего сведения, что в городе Вавилонске орудует банда взяточников, хулиганов, воров, расхитителей соцсобственности под покровительством прокурора Вавилонска Кулакова, бюрократа и взяточника. Место взятки, сумму и какими купюрами — я не могу доказать, так как не присутствовал при этой акции, он сам пусть расскажет об этом.
— Стоп, — прервал его Рыжий. — Последнее предложение сними. Словоблудие.
— Да не перебивай ты! — взвилась Евгения Степановна.
— Все. Молчу. Продолжай, Митрич.
— Было возбуждено уголовное дело, где я был пострадавший. Он лично закрыл это дело. Я хорошо понимаю и отдаю себе отчет в том, что за все сказанное и написанное нужно отвечать перед законом со всей строгостью. Я знаю и другое, что закон один для всех и перед ним все равны. А Кулаков, вероятно, этого не знает, хотя и прокурор города. Обращаюсь к нему за справедливостью, а он отвечает: "Пиши куда хочешь, езжай куда хочешь, никто к нам не приедет проверять, а пришлют его ко мне, и я буду решать все так, как нахожу нужным". Что же это за Вавилонск и прокурор города Кулаков? Неужели над ним нет никакого контроля?
Я заявлял работникам ОБХСС Вавилонска, некоему Куренкову (кабинет № 73), понес ему документы, компрометирующие взяточников и вымогателей. Он меня выгнал из кабинета и сказал: "Вези куда хочешь эти документы". Пошел я к его заместителю Степанову, тот меня вытолкал из кабинета, да еще написал в управление, где я работаю, моему начальнику Педану, чтобы меня освободили от занимаемой должности.
Была у меня очная ставка и с начальником горотдела милиции Черновым. Он выслушал меня, сказал, что я свободен, записал мой адрес, пообещал разобраться и сообщить о принятых мерах. С 28 сентября 1988 года разбирается и сообщает.
Водили меня под конвоем в исполком лейтенант Кузнецов и вор Салей-мленик рынка, где я осуществляю контроль. Я сидел без суда и следствия. Посадил меня председатель горисполкома Шикула — судимый сам, судил его судья Волошин. Сидел я за то, что написал докладную на вора Салей-мленика и бандюгу-убийцу Кобылкина. Они торгуют ворованным мясом и часто с трупов животных, что может вызвать отравление и эпидемию желудочно-кишечных заболеваний. Меня вешали Кобылкин, Салей и трое мне неизвестных в туалете рынка на собственном галстуке. Директор рынка, бухгалтер и кассир не дали совершить надо мною убийство. За это я им очень благодарен. От пережитого я потерял речь и тяжело заболел. Никакого следствия никто не вел, хотя я и писал жалобу в горотдел милиции. Эти люди по-прежнему работают мясниками, и еще пригрозили мне в кабинете: "Если будешь подымать шум, мы тебя убьем". Ихние слова и угрозы не расходятся с делом.
— Это когда ж ты речь-то терял, Митрич? Я что-то не помню, — удивился Рыжий.
— Было, было, — подтвердила Евгения Степановна. — Тогда, когда я тебя выгнала из квартиры за то, что ты ко мне пьяный в комнату ломился. Ты еще с полгода не являлся. А потом с цветочками пришел мириться. Вспомнил?
— А… да, да… было дело. Ну, извини, Митрич. Продолжай.
— Да, так вот, — перевернул листок Петр Дмитриевич. — Вот… В сентябре того же 1988 года я написал жалобу прокурору области. Сдал эту жалобу в приемную прокуратуры и до сих пор никакого ответа оттуда не получил. Кому мне задать вопрос: где моя жалоба, какова ее судьба? По поводу моего конфликта идет волнение и возмущение в городе Вавилонске. А было вот как. 24 сентября 1988 года, в воскресенье, в 11 часов утра, в разгар торговли на рынке двое неизвестных в гражданской одежде, вооруженных пистолетами, у одного в руках были наручники, схватили меня под руки и завели в складское помещение, где темнота и безлюдно. Я вырвался и зашел в кабинет, они вошли тоже туда и сказали: "Сейчас оденем наручники и отвезем тебя туда, куда нам нужно". Я попросил их представиться. Один назвался Волковым — старшим следователем ОБХСС, второй Ивановым — заместителем начальника горотдела милиции. В это время заходит Кобылкин, а Салей-вор держит дверь. Кобылкин стал избивать меня в присутствии этих людей. В это время открывается дверь, заходит мужчина в белом халате, хватает меня за руки. Салей и Кобылкин толкают меня в спину и говорят: "Садись в машину, поехали в больницу, мы там тебя успокоим". Вывели меня в торговый зал рынка, люди стали кричать: "Бандиты, убивают человека среди бела дня, конец уже Советской власти, управы на вас нет". Они меня бросили и разъехались. А Салей и Кобылкин пошли торговать мясом. Вроде стало тихо. Через минут двадцать заходят убийца Кобылкин и ворюга Салей в кабинет. Кобылкин показывает колодочку ножа зеленого цвета в форме обнаженной женщины и говорит мне: "Ну, сука, садись в машину Салея и поехали за окружную дорогу, поговорим". Я сказал, что здесь будем говорить. Тогда он нажал кнопку вышеупомянутой ручки ножа и лезвие оказалось возле моего живота. Салей схватил меня за руку. Затем они стали меня толкать в спину и повели в машину. Люди на рынке опять стали кричать: "Бандиты, убийцы, что вы делаете, отпустите человека, нет на вас управы". Они бросили меня и сказали, что если я их посажу, то их друзья меня завтра же убьют, отравят или устроют автокатастрофу, с тем и ушли торговать мясом и торгуют до сих пор. Разве прокурор города не знает об этом? Конечно, знает, и они находятся под его защитой. А те двое, і которые хотели надеть на меня наручники, действительно сотрудники милиции. Только фамилии они назвали вымышленные. Один из них — не то Мадыма, не то Вадима. Они по-прежнему работают в милиции, а мясники продолжают свое прежнее дело.
Читать дальше