Владимир Логинов - Ад криминала - Рассказы и очерки

Двадцать первого июля 1989 года из этой квартиры санитары выносили носилки с человеком, накрытым простыней. Покойнику было сорок девять лет от роду, работал он актером и режиссером, кочегаром и сторожем, а последний год собирал бутылки и изредка стучал за дверью на старой пишущей машинке. Умер он, согласно заключению патологоанатома, от острой недостаточности при ишемической болезни сердца.

Носилки никто не сопровождал, хотя, кроме соседей, были у Алексея Богатого (кстати, члена Союза кинематографистов СССР) две жены и сестра, проживающая в другом городе. Но сообщать им о смерти никто не собирался: соседи были уверены, что жены просто-напросто не явятся, а сестра уже три года как парализована. Единственным человеком, проводившим Богатого в последний путь, от морга до крематория, был неряшливый мужчина лет пятидесяти по кличке Рыжий, явившийся на следующий день после смерти Алексея к нему на квартиру — захотелось выпить с приятелем. Рыжий был ошарашен случившимся и, хоть боялся покойников, взял на себя все печальные хлопоты. А в день кремации он нарвал целую охапку ромашек, разросшихся вокруг морга, и устелил ими покойника в гробу.

Поминать усопшую душу Рыжий начал один в комнате друга. Выпив полбутылки "Имбирной", он посидел с полчаса, тупо глядя на стакан Богатого, и пошел звать соседей.

Первой, переваливаясь с ноги на ногу, вползла старуха-татарка Фатима. Она принесла несколько кусочков печенья и свою чайную чашку.

Следом за ней вошла Марина — двадцатилетняя студентка журфака — девушка сексуально извращенная, вся, от трусов до бижутерии, в заграничном. Она принесла полбутылки виски и кусок сервелата. Мать ее, добрая русская женщина, умерла три года назад от рака, и девица ударилась в такой разврат, что, если бы не Перестройка, выслали бы ее из города по требованию соседей. Но неожиданно объявился отец-еврей, уехавший пятнадцать лет назад якобы в Израиль. В брежневские времена он диссидентствовал, едва не угодил по семидесятой статье уголовного кодекса, но на Западе сделал себе имя известного антисоветчика, выпускал журналы, руководил издательством и даже стал президентом какой-то ассоциации. Теперь имя Хозера появлялось едва ли не во всех газетах, он разъезжал по всему миру с нансеновским паспортом, создавал какие-то предприятия, но дочь свою навещал исправно, одаривая импортом и деньгами. Марина все принимала, но в душе ее что-то протестовало. Может, глубоко засели слова умирающей матери, проклявшей своего мужа, может, поражавший ее прагматизм отца — будто и не жил он в России никогда.

Пока Рыжий с Мариной раздвигали стол, в комнате Богатого появились супруги Плаксий. Шестидесятипятилетний Петр Дмитриевич — старый ветеринарный врач и активный поборник справедливости, воюющий с мафией мясников на городском рынке, где он осуществлял ветеринарно-санитарный надзор. За его руку придерживалась жена — богомольная Антонина Ивановна — тихая и пугливая старушка. Она поставила на стол бутылку кагора и блюдце с кутьей.

Последней переступила порог комнаты покойного кинематографиста сотрудница телевидения (как она всем представилась) Евгения Степановна: полная дама пятидесяти лет, прожившая веселую беспорядочную молодость, но тем не менее воспитавшая неплохого парня, рабочего "почтового ящика". У сына росла дочь пяти лет, и Евгения Степановна часто брала внучку к себе на выходные. Бывший муж Евгении Степановны, брошенный ею лет десять назад, домогался встречи с нею. Напившись, он каждую субботу звонил ей непрестанно, плача и каясь. Но гордая бабушка была непреклонна, хотя до сих пор затаскивала к себе на ночь любого мужика, подгулявшего у соседа Богатого. Евгения Степановна всегда настаивала водку на золотом корне или ореховых перегородках, и поэтому частенько бедный ее сосед, мучаясь на похмелье, просил у нее рюмочку. Вот и сейчас сотрудница телевидения принесла неполную бутылку с водкой цвета морилки. Внутри бутылки виднелся коряво растопыренный корень.

Когда поминальные гости кое-как расселись (почти все пришли со своими стульями), в дверях появился знаменитый президент без гражданства — отец Марины — и поставил на стол бутылку коньяка. Поминки начались…

Напряженную душную тишину, прерываемую рваным ритмом тяжких вздохов, нарушил Рыжий — внешне похожий на бича. Это был Олег Аркадьевич Забриха, когда-то человек талантливый и веселый, однако, творческая судьба его складывалась серо и неприметно: в двух десятках фильмов, созданных с его участием, он неизменно оставался вторым режиссером и при этом всегда был в тени. Какой-то главной и важной черты характера (не то наглости, не то верткости), необходимой для личности первого режиссера, не хватало ему, а может, что-то главное и важное в его человеческом начале не позволяло заделаться лидером и переступить через вещи, недостойные внимания, на взгляд нормального обывателя. Есть же такие чудаки, которые способны на все, кроме одного — они не могут быть подонками. Что-то тут не срабатывает, талантливая личность ломается и деградирует. Ей становится все до лампочки, она лишь занята сохранением какой-то своей высшей нравственной ценности, ради которой и живет нелепой, безобразно неустроенной жизнью. Именно такой личностью был Забриха-Рыжий.