Али Смит - Весна [litres]

И вот я в библиотеке, в камине пусто – монахини были не в восторге от жары, и я сижу рядом с пустым камином, надеясь, что там, возможно, еще осталось немного тепла. Сижу с книгой в руках и думаю про себя: возможно, это последний день, когда у меня вообще есть шанс посидеть и подержать в руках книгу.

У нас не было своих книг. У нас вообще не было книг.

Я взяла с полки первую, что попалась под руку. Я решила, что прочитаю рассказ от начала до конца, чего бы это ни стоило. И думала, переворачивая страницы, что моя жизнь – такой же пустой очаг, я – зола в этом камине.

Но фабрика времени – укромное местечко, и это опять из Чарльза Диккенса. Порой нам везет. При известной помощи и известной доле везения мы становимся не просто чем-то или ничем, к чему нас принуждает история. Мы здесь только по милости и благодаря работе других. Во всяком случае, я. За тех ближних, кто мне помог, – вот моя молитва, когда я ложусь спать, – и пусть я сама стану такой же ближней для многих других.

Уж я-то здесь стопудово по твоей милости, – говорит Ричард.

Обычно то место, на котором лежит сейчас твоя рука, милостью не называют, – говорит Пэдди. – Ну что, еще один дубль, Дик?

Вот что я называю оправдывать свою репутацию, – говорит он.

После этого они сочиняют шутки о «Трудных временах», а она придумывает прикольные воображаемые половые акты, которые можно было бы назвать Дубльтыккенсами. Затем Пэдди отправляет его вниз заварить чай, а когда он возвращается наверх с чайным сервизом на подносе, идет в душ, снова надевает всю свою одежду, и они пьют чай.

Вот и все.

Он открывает на минуту глаза, чтобы узнать время. На часах рядом со спидометром – 13:04. Женщина по имени Олда поет песню на языке, звучащем так, как если бы у подсознания был свой язык и оно умело петь.

Он закрывает глаза.

Маленькая тринадцатилетняя Пэдди сидит у пустого камина с книгой в сложенных руках, прижимая ее к груди, как талисман.

Она такая худенькая, что светится насквозь.

У нее за спиной вереница детей тянется в такую даль, что никогда не заканчивается. Они в лохмотьях, похожих на костюмы из мертвой листвы. Только они могут залезть своими маленькими ручонками внутрь промышленных машин и вычистить маслянистую гадость и волокна, которыми уже забиты их легкие. Но никто не сможет залезть рукой внутрь их легких и очистить их.

Слава богу, эти времена прошли, – думает он.

Слава богу, в мире сейчас лучше.

Обнови свою систему, – говорит маленькая Пэдди.

Она очень напоминает его воображаемую дочь.

Дети в рудниках – прямо сейчас, – говорит она, – в эту самую минуту, в эти самые 13:04. Ты знаешь, что они там. Они добывают кобальт для всех этих экологически чистых электромобилей.

Дети – прямо сейчас, в рваной одежде «хэлло китти» – сидят в сараях для рабского труда и лупят молотками по старым севшим батарейкам, чтобы достать оттуда металлы, которые отравляют их, едва они к ним прикасаются.

Дети едят отходы на горах мусора.

Детей всех возрастов, подходящих для зарабатывания денег на сексе, используют, снимают на видео, обменивают и снова снимают на видео, деньги передают с поднятыми над головой руками прямо сейчас, в 13:04. Тысячи детей, не знающих, где их родители, живы они или нет, увидят они когда-нибудь снова своих родителей или нет, дети, запертые в холодильниках для замораживания продуктов в США. Прямо сейчас. В наши дни, о которых ты только что сказал: в мире сейчас лучше . Дети, в одиночку по всей этой стране, добираются сюда через весь мир, а потом просто исчезают. Не забывай и о сотнях тысяч детей, родившихся и живущих здесь, которые выживают бог знает как, питаясь святым духом, в совершенно новом варианте все той же старой британской нищеты.

Нас тысячи тысяч тысяч. И если они, в смысле мы, шьем недостаточно быстро, мы, вереница детей, растянувшаяся на мили позади маленькой Пэдди, которая говорит с ним, тогда люди, управляющие фабрикой, кладут наши руки под иглы, заставляют нас становиться ногами на ножные насосы и качать, прошивая ниткой собственные руки. Нет на свете такой футболки, нет такой самой обыкновенной шоколадной плитки, к производству которой мы не приложили бы руки. Нет такой истории, чтобы мы глубоко не увязли в свином сале заработанных на ней денег. Мы – фабрика. Нас поедают заживо. Поэтому мы – самые голодные призраки. А вы – несчастные худышки, которыми мы кормимся. Это факт.

Говорящий голос – это стопудово Пэдди.