Дэвид Юн - Весь мир Фрэнка Ли

– Белый может стать тем, кем пожелает, и при этом быть в первую очередь кем‐то другим, а не просто белым.

– Правда, белые совершили слишком много военных преступлений.

– Это точно, – соглашается Кью.

– Я просто точно знаю, что никогда не смогу стать правильным корейцем. Понимаешь, о чем я?

– Вот меня и мою семью, – бормочет Кью, – постоянно обвиняют в том, что мы такие, какие есть. Наши родственники в Вашингтоне считают нас недостаточно черными. Нам ставили в вину то, что мы из‐за папиной работы переехали из черного Болдвин-Хиллз в белую Плайя-Месе. На нашем прошлом семейном Сборище мой дядя смеялся над моим, как он выразился, «мажорным» акцентом и сказал, что я потеряю право на свою «карточку черного», потому что не знаю, что значит выражение «перепрыгнуть через метлу»! [30] Свадебная традиция афроамериканцев. Жених и невеста должны перепрыгнуть через метлу. Появилась во времена рабства, когда рабам было запрещено вступать в брак, и служила заменой официальной свадебной церемонии.

Каждый раз, цитируя дядю, Кью пальцами показывает кавычки, только делает он это не указательным и безымянным, а средним пальцем. Он говорит, что это не кавычки, а знак «Отвали». Значит, Кью тоже ходит на семейные Сборища? И они у него такие же ужасные, как и у меня? Ничего себе!

– Мы, Ли с западного побережья, всегда были для родственников белыми воронами, – объясняет Кью. – Черными белыми воронами, прикинь. Так что я знаю, что ты имеешь в виду.

– Эй, интернет, кто такие черные? – громко говорю я.

– Ха-ха, – отвечает Кью.

Я чувствую, что что‐то сжимает пальцы моей ноги один за другим.

– Это ты там сжимаешь мои пальцы? – спрашиваю я.

– Угумс, – отвечает он.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Закончив пересчитывать мои пальцы, Кью продолжает:

– А ты корейская белая ворона. И твои мама с папой тоже. Они же все‐таки уехали из Кореи. Мы все в какой‐то степени лимбийцы.

– Наверное, – говорю я. – Но только не Кунг Хе.

– Что за Кунг Хе?

– Это сестра Эллы Чанг. Она в эти выходные выходит замуж.

– Погоди, – говорит Кью, – твой папа же не поедет на свадьбу в таком состоянии?

Я вздыхаю:

– Поедет, хотя ему и не следовало бы. И все эта дурацкая гордость.

– Похоже на поведение суперкорейца.

– Вот уж кто точно суперкореец, так это жених. Он кореец, прямо корейский кореец. Кунг Хе тоже практически настоящая кореянка. Она свободно говорит по‐корейски и живет в корейском районе. Она даже уже не представляется своим английским именем.

Кью сонно вздыхает:

– Значит, она выбрала племя.

– Ну да, так и есть.

– Ну и молодец. Эй, интернет, кто такие корейцы?

– У нее теперь, наверное, все очень просто. Она сама решила стать кореянкой. Больше никаких оговорок про происхождение. «Эй, Кунг Хе, откуда ты?» – «Я кореянка, Фрэнк!» И точка. И я ее понимаю. Но сам почему‐то сторону выбрать не могу. Понимаешь?

В ответ я слышу лишь его ровное дыхание.

– Ты что, заснул сейчас на мне?

– Нет, – сонным голосом вскрикивает Кью, словно ему показалось, что его за ногу схватили канализационные монстры.

– Эй, Уильям Ли, не смей засыпать на мне! – говорю я.

Кью не отвечает. Он громко дышит, его дыхание похоже на белый шум. Вскоре и мои глаза начинают слипаться. Вчера в больнице мы мало спали. И мы засыпаем, как двое мальчишек в плывущем по течению каноэ.

Мне снится странный сон, очень реалистичный и совершенно безумный. Я иду по лесу, деревья там черные, влажные, обмотанные красными электрическими гирляндами. Со мной идет Брит. На ней футуристическое желтое платье, светящееся в темноте, и я боюсь, что она испачкает его, если заденет дерево. Я знаю, что эти деревья находятся внутри папиных легких, а пористая земля, по которой мы идем, – это его вздымающаяся диафрагма.

Это немного страшный, но по‐своему красивый сон. Мы с Брит не понимаем, что происходит. Ее рука в моей руке, и этого достаточно для того, чтобы Брит могла прочитать мои мысли: «Зацени, что там наверху». Мы поднимаем головы и наслаждаемся светом полной луны, желтой, как лимон. На самом деле это не луна. Это круглое отверстие от пули двадцать второго калибра, сквозь которое льется снаружи солнечный свет.

Потом луна исчезает, потому что отверстие закрыл огромный глаз, заглядывающий внутрь папы через дырочку. Я отпускаю ладонь Брит и машу этому глазу руками. Вокруг меня гроздьями свисают с ветвей звезды кроваво-красного цвета. Я знаю, что снаружи на нас смотрит глаз Джо, и готов поспорить, что она нас видит.