Максим Смирнов - Карта памяти

Слово — краеугольный камень моих воздушных замков. Колыбель моих идей. Могила моих страхов. Мои смыслы облечены в буквы. Радости — плещутся в песнях. Слезы — укутаны в молитвы.

Слово — мой свидетель, адвокат и судья. Мое противоядие от пошлости и нищеты. Моя маска и моя нагота. Мое любимое безумие. Мой потешный полк. Мой блудный сын. Мои ладан, золото и смирна. Мой крест и моя пустая гробница.

Слово — стамеска моего Бога. «Калашников» моего Ганди. Скальпель моего Амосова. Роскошь моего Гэтсби. Остров моего Крузо. Камень в праще моего Давида.

Слово — моя сладкая шизофрения: быть всеми людьми. Человеком и Богом. Адамом и Евой. Стариком и морем. Чайкой. Матерью. Мессией. Парфюмером. Алисой. Питером Пеном. Идиотом. Оводом. Фаготом. Тобой. Собой.

Слово — мой единственно правильный глагол: им — Рождать. Строить. Гореть. Находить. Смешить. Открывать. Менять. Делиться. Умирать. Возрождать. Учить. Верить. Петь. Следовать. Преображать. Греть. Достигать. Вести. Поить. Взрывать. Целовать. Плакать. Любить.

Слово — мой писклявый металлоискатель Смысла. Надежды. Цели. Причины. Будущего. Призвания. Пользы. Радости. Качества. Следствия. Принципов. Верности. Страсти. Перемен.

Слово — оперативная память моей жизни. Одуванчик в руке сына. Звезды в Карпатах. Улыбка незнакомца. Запах осени. Ласточки за окном. Нос собаки в ладони. Дождь по щекам. Закат. Дорога. Книга. Кофе…

Меня нет вне Слова.

Я не пишу. Я следую основному инстинкту.

Инстинкту самосохранения.

А мир бежит дальше. И все идет по заведенному кругу. И небо не падает на землю. И жизнь продолжается непрестанно после чьей-то, так часто, частной одинокой невыносимой беды. Общая жизнь все равно не перестает. Не перестает слушать попсу, есть шпинат, бродить по лесам, писать в твиттер, собирать нарциссы. Не перестает кричать, петь, спорить, шептать, плакать… И тишина, кажется, никогда не наступит…

Но ты завернут в безмолвие по горло. Укутан в него, упакован, замотан, как ребенок в двадцатиградусный мороз. Инфантильно? Но это твоя терапия. Возможно, твое лицемерие. Может быть, твое спасение. Скорее всего, твое бегство, твой стыд, твой страх. Но, вполне вероятно, твоя мудрость… Слишком много тех, кому есть, что сказать. А что это изменит? А что сказать тебе? А кому тебе говорить?

Не можешь, не умеешь, не имеешь права быть адвокатом Господа. Да и за все ли Он в ответе?

Ты — всего лишь одна из миллионов душ, которым дали эту землю для жизни и радости. Но что мы все вместе с ней сделали?

Ты — всего лишь одно из миллионов тел в повозке Черного извозчика, которому отдали поводья этой планеты. И стоп-кран в ней не предусмотрен.

Ты — всего лишь одна из миллионов конвульсивно сжавшихся черных дыр, тихих до одури перед лицом смерти. Смерти, которая не бывает чья-то. Которая всегда — твоя.

Молчишь, потому что причастен. Ведь каждый причастен каждому. Все причастны всем.

В Кемерово, в Одессе, в Алеппо, в Нью-Йорке, в Счастье весна распускает кудрявые зеленые лозы. Выпускает в небо трепетных птиц. Сходит ноздреватый снег, и земля дышит под каждым шагом. Дышит за всех, кто сейчас затаил дыхание. До времени?

Не объяснить… Да и нужно ли все объяснять? Нельзя это. Невозможно. Но мы не перестаем. Не перестаем объяснять. Другим? Себе? Судорожно хватаемся за соломинку, извлекаем уроки, строим планы, устраиваем проверки, распинаем предателей, возносим героев…

Но твое молчание — золото, которым платишь с лихвой за то, что этим утром открыл глаза. Все остальное обесценено и обесчещено.

Не умирай в огне суда, который тебе не позволен. Останься на месте. Оглянись. Запомни. Цени. Суди только себя. Люби тех, кто рядом. Целуй тех, кто жив. Дыши. Делай, что может рука твоя. Иди дальше.

Ведь жизнь не перестает. Любовь не перестает.

Не перестает с такой силой, что однажды смерть отступит. Навсегда.

А пока молчи.

И, пожалуйста, живи.

Между нами всегда было мало теплых слов. Да и те — одни глаголы.

Бояться ее в детстве. Выключать ей телевизор, когда слышишь храп. Ходить к ней учить уроки после школы. Бегать к ней болтать с парнями по телефону после универа.

Завидовать ее любви к моему брату. Ругаться с ней, когда она ссорится с моей мамой. Читать все ее книги. Смотреть ее черно-белые фотографии и стесняться спросить, кто этот парень под цветущей вишней.