Максим Смирнов - Карта памяти

…его можно держать в руках и чувствовать вязкую массу, пропитанную остатками тьмы. Жестоко скалился молодой месяц улыбкой чеширского кота.

Она преследовала её, пока не растаяла в белом туманном рассвете.

— Я уже иду… Скоро, — бормотала девушка в шелковом халате среди неуютных дворов перенаселённого и почти покинутого города.

— Сумасшедшая!!

— Пошла отсюда!!

— Шлюха!!

— Вызовите милицию…

— я уже иду… скоро, — выдыхала она.

…Ничего не болит. Ничего не надо. Ничего не помню. Ничего. Никогда. И… вода. Узкая и подчинённая река, загнанная диким зверем в бетонные вены-берега, умирающая от нехватки двуокиси водорода, но живая. Живая!

Она смотрела внутрь неё, почти до самого дна отраженной себя.

— Кто ты? — тихо спросила она и сделала вид, что прислушивается к ответу почти живой реки.

— Иди сюда… иди… — шумела река, как будто отвечала… и она как будто слышала. Слышала всё до последнего плеска. «Иди сюда, малыш…»

Личинка

Онкосфера и гусеница…

Я помню её очень смутно, как будто её никогда не было. Она даже не нажала в звонок, не стучала и не звала. Забилась в углу лестничной клетки перед дверью, завязалась удавкой на моей шее, притворилась ласковой кошкой у моих ног. Смотреть на неё можно было только с сожалением: мокрая, грязная, жалкая, босиком в шёлковом халате. Я не мог её не пустить. Ведь и моя вина была в этом. Хотя я ничего подобного не чувствовал и надеялся, что она не вернется. Что через сутки — двое ко мне придут из милиции, и я поеду в городской морг на опознание. Зрелище, конечно, не из лучших, но это была бы самая малая плата за свободу, подаренную мне волею злого случая. Однако она здесь. Смотрит на меня испуганными глазами провинившегося щенка и опять по-дурацки дрожит. Как ни странно, моя маленькая неприятность не сказала ни слова. Ползла в ванную подстреленным из двуствольного охотничьего ружья зверем, постоянно оглядываясь…

Хлорированная мертвая вода не умеет говорить. Она обескровлена и осквернена шестиступенчатым очистителем, щелочью и натрийхлором, направлена на полное уничтожение по медным и чугунным трубам, чтобы дальше снова оказаться живой. Так умеет только она. Я так не смогу.

— Где ты была? — ударил голос о закрытую дверь в ванную, и отбился от поверхности горячей воды. Зарябило.

— Какая разница…? — неуверенно сказала она.

— Как какая? Может тебе в больницу надо, анализы сдать… и что там с ожогом, ты ж обожглась вчера, не помнишь? — его слова врезались в дверь из ДСП, приглушаясь, просачивались сквозь замочную скважину. А мне стало смешно.

— Помню. Ты вылил на меня кипяток, чтобы я не плакала и замолчала, — сказала она, словно солгала, словно хотела меня во всём обвинить.

— Что за бред?! Ты ведь прекрасно понимаешь, что ты сама виновата. Это из-за твоей невнимательности! Я здесь ни при чем, ты попала мне под ноги…

Мне стало еще веселей.

— Конечно, сама виновата, и сама вылила кипяток себе на спину … — продолжала в том же духе дурочка, заливаясь истерическим смехом… этого мне еще не хватало… маленькая шлюшка на игле! Или, может, совсем невменяемая шизофреничка.

— Твоя такса пропала. Со вчера её не видел. Не знаю, куда делась эта псина!

— Не важно…

— Что-что? Сонь, вылезь… я посмотрю твою спину, — фальшиво выдавливала из себя моя любовь, варианты фраз, которые могли бы меня по его плану гипотетически успокоить и что бы я не совершила чего ни будь в его ванной. Не дай Бог в ЕГО ванной что-то произойдёт… «Сонь…» — значит, меня так зовут. София.

— Пройдет. — Наконец ответила мне София.

— С тобой все в порядке? — с дрожанием в голосе повторил несколько раз он, снова и снова боясь, что я случайно утону или утоплюсь не случайно. Я молчала. Он прилипал ухом к двери, пытаясь услышать моё дыхание.

— Всё в порядке… в порядке. — Отвечала мне дурочка…

Aleajactaest

В холодильнике пусто. На плите кастрюля со слипшейся вермишелью. Плевать! Она съела всё. Она ела много и долго, поглядывая дикими глазами из-под лба. Дикая. Что с ней случилось тогда? Что с ней сделали и кто? Она как собака: помнит дорогу домой, от которой не избавиться, не нарушив её жалкого жизненного цикла. Я пытался поймать её на горячем, пытался осмотреть запястья и вены, но тщетно. Никаких следов внутривенных инъекций. Завтра нужно повести её в венерологический диспансер… София поглощала пищу с жадностью, как будто она не ела неделю или дольше. Странно, что при этом она не выронила ни слова. Болтливая дурочка молчала как мертвец. Слышны движения секундной стрелки. Опять прилетели прирученные ею голуби. Били крыльями о стёкла. Она молчала. Мокрые волосы липли к коже белой шеи, она поджала колени и уперлась ими в крышку стола. Вода с волос капала на стол…