Максим Смирнов - Карта памяти

— Доброе утро! — шептала она и улыбалась . — А я смотрела на тебя…

— Я это уже понял. Не делай больше так, ты мне мешаешь спать. Что? Не понимаешь, я ведь чувствую твой взгляд на себе. Всё. Спи.

И она сворачивалась забитой дворнягой в калачик, сопела и подрагивала. Меня это раздражало до такой степени, что мне приходилось посреди ночи перебираться на диван, сгоняя её вечно облезающую и больную таксу. Она начинала всхлипывать. Терпение моё лопалось, и я уходил за полночь в близлежащий круглосуточный кабак, напиваясь до одури. Возвращался утром и непременно встречал её на кухне в совершенном отупленном бездействии. Что держало меня рядом? Нет, скорее всего, почему я держал её рядом! Простая арифметика. У меня не было времени на поиски более подходящей кандидатуры. Она подвернулась случайно и была уже в меня влюблена заочно, чем составила экономическую выгоду: не надо было тратить деньги и время на ухаживание, не надо было искать повод и слова. Вот она — влюблённое тело «под ключ» и без всяких инвестиций.

Holometamorphosis: ovum

Здесь и сейчас существует тысяча причин, чтобы сойти с ума. Белые стены и тиканье кварцевых часов, птицы бьющие крыльями о стёкла, требующие привычного хлеба, звук разбивающейся воды о нержавеющую поверхность раковины, холодильный шкаф циклично напоминающий, что он еще жив и в неизвестных количествах вырабатывающий фреон, увеличивая озоновую дыру над головой…

Здесь и сейчас существует тысяча путей всё прекратить. Ножи, шнуры, три упаковки барбитала за пачкой поваренной соли в верхнем шкафу, окно, ванная комната… Всё можно объяснить, так или иначе. Всё очень просто: Танатос подступает к голове, гладит кожу и волосы, сушит губы, звенит в ушах… или всё намного сложнее: сила импульсов рефлекторно-инстинктивной зоны головного мозга игнорирует любые рациональные доводы большого мозга, — где сосредоточен рабочий объём эгокомплекса— сознательного мышления, — рациональное же мышление допускается эгоизмом, только если оно полностью обслуживает суицидальные тенденции.

«десять тысяч семьсот шестьдесят шесть, семьсот шестьдесят семь, шестьдесят восемь, восемь… шестьдесят девять, десять тысяч…» — на выдох шевелились сухие губы, считая движения секундной стрелки по бесконечному циферблату. В ожидании. Скоро. Уже скоро…

Медленно поражая нервные клетки, дыша деструктивной раковой опухолью, двигалась слабость. Остановилась в горле, видимо боясь света. Страх быть не с ним… Внутри вовсю происходили почти биологические процессы. Происходила регенерация части рационального мышления, вместе с тем опухоль пускала новые корни метастаз прямо в сердце… Пространство вокруг застыло. В ожидании. Скоро.

— Я ждала. Я так тебя ждала. Я совсем не могла уснуть и простить себя… тебя… тебя! Я не могла простить тебя. Ты же всё! — она падала мне в ноги, становясь жидкой, растекалась по полу.

— Всё. Хватит. Иди, поставь чайник . — Говорил он, перешагивая через моё обмякшее тело, готовое просочиться сквозь старый дубовый паркет.

— Я так не могу больше… больше не могу, так не могу я… — давясь слезами, еле слышно твердила моя подружка, хаотично повторяя слова.

— Закройся . — Цинично, фатально, зло — отвечала мне моя любовь, держа кипяток в эмалированном чайнике надо мной, — Заткнись, уже! Достала! Заткнись — кричал он, и кипяток полился мне на спину…

Боль. Шок. Скорость. Снова боль, испуг. Здесь. Там. Здесь. Слышала, хотела бежать и сила пульсировала внутри. Вырывалась из рук, вырывалась из тела. Прочь.

— тихо… сейчас… под холодную воду. Только тихо. Не кричи! Не плачь! Все пройдет. Заживёт . — Повторял, паникуя, он. А я уже ничего не слышала. Вырвалась…

Вырвалась и побежала босиком к входной двери, вниз, к выходу как к свету 40 ватной мерцающей лампочки в подъезде. Прикосновение скользкого гравия к стопам и… холодно. Острыми нитями по гортани резал воздух плоть, опекая слизистую оболочку. Вверху ничего нет. Вверху одна неправда. Там пусто… Какого цвета пустота? Голубого днём и иссиня черного ночью. И она везде. Воздух сгущался, плотнел, мешаясь с парафиновым паром, становясь вязким и почти жидким непроглядным туманом. В него можно нырнуть и не вернуться.

Отче наш ежеиси на небеси, да святится имя Твоё, да прибудет царствие Твоё… как на земле так и на небе… прости нам грехи наши… прости мне грехи мои, прости мою неверу, прости …как не прощала я… как не каялась и не отпускала… Отче наш, что на небесах помоги мне стать иглой под кожей, помоги стать вирусом иммунодефицита, дай хлеба насущного и сил на саморазрушение, забери память и разум, даруй пустоту… да святится имя Твоё, да прибудет царствие Твоё как на земле так и на небе. Аминь.