Дмитрий Иванов - Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

— Хорошо, примем как версию, что на кассете действительно она, — заговорил он. — Но не мне тебе объяснять, Евгения, какие возможности есть сегодня у видеозаписи. Вон Парфенов в своем «Намедни» вместе с Хрущевым у костра на охоте выпивает. А ведь Никита Сергеевич умер, поди, еще до его рождения.

— К чему это ты?

— А к тому, что этого Парфенова вмонтировали в старую кинохронику. Да так, что комар носа не подточит.

— Ты хочешь сказать, что и твою дочь вмонтировали в эту порнуху?

— Я ничего не утверждаю. Я просто говорю, что это возможно. Как возможно, кстати говоря, подобрать двойника для съемки.

— Опомнись, Станислав! Кому это нужно? Зачем?

— Вот это я и хочу выяснить. Тем более что это наверняка связано с ее якобы гибелью в Италии. И пока я не буду знать все, мы отсюда не уедем!..

Евгения поняла: муж ее сестры возвел вокруг себя такую неприступную стену, что штурмовать ее не было никакого смысла.

— Ладно, — сказала Евгения устало. — Поступай как знаешь!..

Дежурство на этот раз выдалось спокойным: ни одного тревожного вызова в пожарную часть не поступало. Но от вынужденного безделья Глотов устал сильней, чем от самой тяжкой работы. Бойцы целый день просидели в прокуренном помещении, не зная, чем заняться. Травили старые анекдоты, лениво перебрасывались в картишки, поглядывали телевизор. И бутылку тайком распить было нельзя. У сволочного начальника нюх был как у овчарки.

Наконец явилась смена, и Глотов, переодевшись, вышел на улицу. Спешить ему было некуда. Его сожительница, Верка, сегодня работала в ночную смену, и, стало быть, дома Глотова никто не ждал.

Глотов немного постоял в раздумье, а потом зашагал в сторону станции. Там круглые сутки работал ларек, где можно было разжиться спиртным.

Сумерки уже спустились на поселок, и в домах одно за другим зажигались окна. В тихом переулке Глотов услышал за спиной шаги и невольно обернулся. Неясная фигура следовала за ним по пятам. Глотов равнодушно пошел дальше. Он был тертым калачом и никого здесь не боялся. Когда-то Глотов сам держал в страхе Кратово. Ну не лично он, а местная банда, в которой Глотов был не последним человеком.

Давно это было. Много лет назад менты изрядно потрепали банду. Глотов схлопотал приличный срок и долго поправлял здоровье на свежем воздухе, на лесоповале.

В родные места он вернулся уже зрелым мужиком и пошел в пожарные с нищенским окладом, но лихих дней своей юности не забыл. И вскоре нащупал золотую жилу. Прежние занятия и лагерная школа закалили его прочно. Страха Глотов не ведал.

И все же незнакомец, следовавший за ним, немного его встревожил. Самую малость. Глотов забыл о нем, только когда начал разглядывать освещенную витрину с бутылками. Но едва он открыл рот, чтобы обратиться к продавщице, сзади раздался негромкий голос:

— Привет, Джамайка!..

Глотов вздрогнул.

Когда-то он был просто помешан на этой песенке в исполнении итальянского пацана Робертино Лоретта и сам то и дело мурлыкал: «Джамайка! Джамайка!..» Но прежние кореша, знавшие его старую кличку, все сгинули невесть куда.

Глотов медленно обернулся — и замер. На него с холодной усмешкой смотрел Сильвер, единственный, быть может, человек, перед которым Глотов испытывал робость.

— Не узнаешь? — спросил Сильвер.

— Узнал, — ответил Глотов севшим голосом.

По давней привычке он сразу и беспрекословно подчинился Сильверу. Уже через полчаса они сидели в глотовской квартире за литровой бутылкой «Абсолюта», купленной Сильвером в ларьке.

— Кучеряво живешь, — заметил Сильвер, осматриваясь. — Мебель импортная. И бытовая техника на уровне. Женился, что ли?

— Да так, живу тут с одной мочалкой, — неохотно признался Глотов.

— Где же хозяйка?

— У нее сегодня ночная смена. Она заправщица на бензоколонке.

— Это хорошо. Удачно.

— В каком смысле?

— Поговорим без помех.

Глотов напрягся. Он уже понял, что это не случайная встреча.

— Я вот смотрю, как ты прибарахлился, — с усмешкой продолжил Сильвер. — Может, и мне в пожарные податься, раз там так хорошо платят?

Глотов угрюмо молчал.

— Чего язык проглотил, Джамайка? — спросил Сильвер. — Не рад старому корешу?

— Уж больно ты перекрасился, — выдавил из себя Глотов. — Понять не могу, какой ты масти.

— А зачем тебе это знать?

— Затем, что мне не все равно, с кем ханку жрать.

— Осторожным стал?

— Ты попарься с мое на нарах.