Матс Траат - Сад Поммера

Если бы у зла была такая же великая сила, как и у добра, человека вскоре не осталось бы в этом мире, думает Поммер. Солнце согревает щеки, благодать на воле — скоро пасха. Через четыре недели занятия в школе кончатся. К этому времени должно выясниться, кто друзья, а кто враги.

Поммер размышляет и выпускает в синий мартовский воздух облачка дыма. Радостно и нежно поблескивает капель под стрехой, из конюшни тянет навозом и лошадиным потом.

«Меня, наверное, не пустят учить детей в новом доме, — думает Поммер. — Я человек старозаветный, с тем суйслепповым деревом мы два сапога пара. Нам обоим откажут. Все течет в Великий океан, человек, солнце и весна. Когда солнце взойдет высоко и тьма отступит в мрачный лес, это ощущаешь особенно остро».

Руки у Поммера чешутся, ищут дела. Почти сорок лет обучал он детей жизненной сметке и смелости. Почему же сейчас он должен пугаться?!

Вот только горько ему.

Предвесенний день синеет за маленьким оконцем, Анна читает письмо. Письмо прислала ей уехавшая в Петербург подруга, она устроилась домашней учительницей в семье русского военно-морского инженера. Грешно хулить жизнь, — вежливые, образованные люди. Пусть приезжает в столицу и Анна, если не хочет загубить свою жизнь и счастье где-то в медвежьем углу; у нее есть знакомства, может помочь при сдаче экзаменов. Время у нее есть, подопечные — старательные и послушные дети.

Анна думает и взвешивает. Какие у нее виды на жизнь здесь, в Яагусилла? Время уходит, корова жует жвачку в хлеву, солнце всходит и заходит, а Неведомого нет. Он не ведает пути сюда и не знает, что его здесь ждут. Понемногу она помогает в работе матери и отцу, а у самой в груди мечты, как пчелиный рой на расцветающей ветке. Нет, она так и останется здесь, здесь и увянет. Что делать хуторскому работнику с девушкой, которая читает Шиллера! Даже сын хуторянина не станет с ней связываться, ему нужна в жены рабочая скотинка, рабыня. Как всегда, как обычно.

Вначале Анна заводит разговор с матерью.

Но Кристина сама ничего не говорит — скажи отцу, он знает.

Дочь выбирает для разговора воскресное утро, когда снег ослепительно синеет во дворе и солнце посылает в оконце косые сверкающие лучи. Отец режет большим длинным ножом на столе листья табака, сосредоточенный и серьезный. Мать ушла в хлев бросить подстилку корове; Анна выбирает минутку, когда остается с отцом с глазу на глаз.

Поммер внимательно выслушивает дочь и долго потом молчит, держа в руках табачный нож.

Мои дети как перелетные птицы, думает он. Но гнездо сгорело, им некуда вернуться. И когда их крылья устают, им приходится искать прибежище где-то еще. Дочери и вправду нечего здесь делать. Уроки дает он сам, да и много ли их. Если бы знать, что его оставят в школе, Анна могла бы помогать ему, стать помощницей учителя. Но сейчас нет ничего определенного. Никогда еще за всю жизнь его положение не было более шатким, чем теперь.

— По мне, ты можешь уехать, — говорит он. — Где-нибудь да надо тебе начать свою жизнь…

Хоть стреляйся или делай что хочешь, — готов прибавить Поммер, однако умолкает. Зачем ворошить старое? Как она думает быть с экзаменами, он не знает. Готова ли дочь сдавать их? Он, Поммер, ничем пособить ей не может…

Он соскребает мелко нарезанный табак в кучу и кладет его со стола в кисет. Так-то, опять целую неделю без забот…

Дочь считает, что все улажено очень просто, даже, пожалуй, слишком просто. Она как бы разочарована, потому что подготовила себя к долгому разговору, к тому, что придется доказывать и убеждать, почему ей надо предпринять такой шаг. Но отцу и так все ясно. В самом деле, что в этом такого невиданно сложного! Жизнь человеческая сама по себе очень проста, об основных ощущениях легко догадаться. Было бы лишь желание внимать им.

Ни мать, ни отец не против ее поездки в Петербург. Дочь охватывает страх перед далеким чужим городом. Чужой язык, чужие обычаи. Там придется все начинать сначала, на это будет истрачено много сил и воли. И кто знает, как пойдут ее дела там!

— Вернуться всегда можешь, — говорит Поммер, откладывая трубку. — Побываешь, а коли что не так, хоть дорогу узнаешь. — Он сидит у стола на солнце. — Поглядишь на столицу империи, как она там стоит на болоте. Там всякого народу много… Может, вдруг увидишь даже каких-нибудь мавров, у которых монеты болтаются в ушах и в носу, а когда они ходят, звякают как лошадь с бубенцами. Я и сам на это не прочь поглядеть…

Учитель выпускает синие струйки дыма, они переливаются на солнце.