Алла Зубова - Под знаком Стрельца

Однажды после лекции меня попросили зайти в кабинет к ректору. Там была незнакомая мне женщина. Ею оказалась ответственный сотрудник Министерства культуры РНР. Она рассказала, что в Бухарест приехал Давид Ойстрах. Срок его пребывания очень короткий. Он дает всего один концерт с государственным оркестром. У переводчика, который работает с Ойстрахом, гипертонический криз. Надо спасать положение. Сейчас Давид Федорович на репетиции, в 15:00 обед, потом отдых, вечером снова репетиция, ужин. Завтра с утра свободное время, нужно уточнить у гостя, что бы он хотел посмотреть из достопримечательностей. Концерт в 18:00 — и сразу в аэропорт. Его ждут в Софии.

Ректор меня благословил, и я отправилась вместе с ответственной дамой в концертный зал Атенеум.

Репетиция заканчивалась. Мы ждали в фойе. Музыка смолкла. Один за другим выходили оркестранты. Свои инструменты они оставили на сцене. Ведь через два часа снова репетиция. Ойстраха не было. Я заглянула в зал и увидела двух мужчин в белых рубашках без галстуков. Они стояли у пюпитра с нотами и, как инженеры у кульмана, что-то тихо обсуждали, потом оба, уступая друг другу дорогу, направились к выходу со сцены. Чиновница из министерства уже была там. Она довольно свободно говорила по-русски, и, когда я подошла к ней, Ойстрах уже обо всем знал. Он расспрашивал о здоровье своего переводчика. Дама извинилась и оставила Давида Федоровича на мое попечение. В ресторане ему был отведен особый столик. Меню заказано с утра. Так что мне оставалось только разделить трапезу с гостем. Давид Федорович сказал, что в еде неприхотлив — бульон, овощи, фрукты, а вот рыба должна быть непременно. Он меня тронул тем, что спросил, не нужно ли чего добавить в меню или заменить. Я сказала, что, как дитя войны ем все и с удовольствием. Ему это понравилось, и мы приступили к обеду. Ойстрах расспросил о моей работе, о том, как здесь живется. После длительной паузы по-детски простодушно улыбнулся: «Вы можете себе представить, как тесен мир? Встречаются два человека, которые никогда не виделись, и вдруг выясняется, что они почти родственники. Оказывается, переводчик мой родом, как и я, из Одессы, его семья жила буквально на соседней улице. У нас с ним столько общих знакомых!»

Обратила внимание, что Давид Федорович несколько рассеян. Спиртного не пьет. Пригубил бокал белого вина. Официант подал рыбу. Блюдо являло собой шедевр кулинарного искусства. Нежнейшее филе судака с розовой поджаристой корочкой, украшенное искусно нарезанным помидором, каперсами, зеленой петрушкой. В соуснике что-то кремовое, пахнущее лимоном. Гость с удовольствием осмотрел блюдо, начал не спеша есть. Снова пауза, и снова Давид Федорович улыбается. Но это уже другая улыбка. Ностальгическая.

— Отменная рыба. Однако ничего более вкусного, чем фаршированная рыба, которую готовили в нашем доме в Одессе, я никогда не ел. Может быть, это вкус детства?

Его полное лицо с чуть отвисшими щеками все расплывается в улыбке, и он становится чем-то похожим на Пьера Безухова, каким я себе его представляла. Я слушаю каждое слово Ойстраха, стараясь запомнить все до мелочей. Но ведь у меня есть задание — надо уточнить распорядок на завтра. Лицо Давида Федоровича сразу становится несколько отрешенным.

— Достопримечательности? Извините, как-нибудь в другой раз. Сейчас очень мало времени для работы.

— Что же вы будете делать завтра до обеда?

— Удалюсь в номер со своей возлюбленной. — Он указал на скрипку.

— Сколько же можно репетировать? Не грех и рукам отдых дать.

— Не грех… Поймите меня правильно, вам это любой серьезный музыкант скажет… Сколько мест в зале? Восемьсот. Сколько будет людей, хорошо музыкально образованных? Десятка два — не больше. Но и они маленькой оплошности солиста не заметят, настоящие зубры будут сидеть за моей спиной — оркестр! Это самые строгие и беспристрастные судьи. На них не действует гипноз имени музыканта. Он перед ними в природном естестве своем. Каждый раз, как школьник, держишь экзамен. Всегда очень волнуюсь.

Рассказываю Давиду Федоровичу о бухарестской публике. Она заслуживает уважения, завтра в концертном зале будет много серьезных ценителей классической музыки. Придет старая аристократия. Люди этой породы языку и музыке учились одновременно. Им уже далеко за шестьдесят, но какая выправка, какие туалеты у дам! Непременно черный бархат или муар, шляпки с вуалетками, длинные жемчужные нити, кольца, браслеты, боа, мех. Совсем пожилые дамы — с лорнетами. На спектаклях в драматическом театре публика разная и одета пестро, а в опере, в концертном зале тон задает аристократия.