Алла Зубова - Под знаком Стрельца

Весть об Октябрьской революции докатилась и до Грузии, сменив у многих молодых людей жизненные планы. Георгий Леонидзе покидает семинарию и поступает в Тбилисский университет, где изучает историю и филологию. Он постоянно печатается в поэтических сборниках, на первых порах отдавая дань символизму, но упадочнические, декадентские настроения совершенно не свойственны его жизнелюбивой натуре, сформировавшейся на богатейшем грузинском фольклоре.

В 1921 году, когда в Грузии устанавливается советская власть, он становится активным деятелем на культурном поприще — издает газету, пишет серьезные историко-литературные исследования, постоянно публикуются его стихи.

В 1936 году Георгия Леонидзе избирают делегатом Чрезвычайного VIII съезда Советов СССР, где он с кремлевской трибуны выступает от имени грузинского народа со стихотворной речью. Этот момент стал для него высшим триумфом жизни, о котором он будет часто и с особым волнением вспоминать.

Для приема важного гостя или делегации заранее составлялся план, в котором день расписывался буквально по минутам. Георгий Николаевич озадачил нас тем, что никак не мог вместиться в протокол. Он был ему тесен, как тесен воротничок рубашки, затянутый галстуком. Где бы он ни появлялся, через несколько минут распахивал черный широкий пиджак, ослаблял узел модного галстука, расстегивал пуговичку на вороте рубашки, говоря: «Я прошу извинения, но орел не может долго терпеть веревку на своей шее».

После знакомства с Бухарестом и его окрестностями Леонидзе ждали в Доме писателей. Женщины красиво одеты, элегантно причесаны, мужчины в модных костюмах с бабочками, в крахмальных манжетах блестят дорогие запонки. Первые минуты встречи официальны и несколько чопорны. Но когда все разместились за длинным столом и известный румынский поэт Виктор Керенбах произнес тост (он говорил по-русски), все выпили, оживились. С ответным тостом поднялся Георгий Николаевич. Речь его была витиевата и по-восточному цветиста. Сказал, что на его родине, в Грузии, застолье считается важным событием, потому что, если за столом собрались незнакомые люди, они расстанутся друзьями, если собрались друзья — дружба их станет еще крепче. «Я покажу вам, как это делается, если вы мне окажете честь и выберете тамадой. Тамада — это главный дирижер праздника», — торжественно изрек он.

Гости громко зааплодировали, выражая согласие. Леонидзе приступил к своим обязанностям, продекламировав стихи:

Он вел застолье, как замечательный артист. Каждый его тост воспринимался талантливым эстрадным номером. Батоно Гогла, подлинный сын своего народа, пел гортанным, переливчатым голосом на все лады, изображал целый хор, читал стихи по-грузински, приглашая всех полюбоваться красотой языка, в котором удивительно смешались звуки горных камнепадов, свергающейся с огромной высоты ледниковой воды, крики хищных птиц, парящих над бездной, и звуки нежной колыбельной песни. А как он мастерски владел жестом! Он широко разводил руки, словно пытаясь заключить своих новых друзей в объятья, то победно вздымал их вверх, то громко, как кастаньетами, щелкал пальцами. Мне трудно было переводить его, но я чувствовала, что все всё понимают.

На столе были фрукты, легкая закуска, коньяк и красные десертные вина «Котнарь» и «Мурфатлар». Леонидзе священнодействовал вокруг стола, а гости, очарованные тамадой, пили за все, за что полагалось по грузинскому обычаю, за память о древних предках и за здоровье далеких потомков. Настоящий талант во всем знает меру. Основательно разогрев гостей, батоно Гогла обратился к ним: «Дорогие друзья! Наше сегодняшнее застолье идет по законам моей страны. Так вот, когда грузин приходил домой, на пороге стояли его родители и спрашивали: „Чем ты порадовал людей на празднике? Что про тебя сказал тамада?“ Я прошу, чтобы сейчас каждый из вас поднялся и прочитал лучшее свое стихотворение, строчку романа, показал свое ораторское мастерство. Сделайте мне, батоно Гогле, такой подарок».

Гости были очень польщены предложением тамады, и началось соревнование талантов. Каждое выступление заканчивалось бурными аплодисментами, тостом, бокалом вина. Стройная церемония приема превратилась в веселую гульбу. К Леонидзе подходили маститые и молодые литераторы, чокались, обнимались и все называли его не иначе как батоно Гогла.