Раньше были рюмочки,
А теперь бокалы.
Раньше были кавалеры,
А теперь нахалы!
Раньше были нитки,
А теперь катушки,
Раньше были девушки,
А теперь вертушки!
Раньше было на гулянье
Ухажеров сколько хошь,
А теперя ухажера
Без пол-литры не найдешь!
Но вот пропели первые петухи и подали сигнал завершения праздника. Закончить его тоже надо честь по чести: признаться, что повеселились от души и, конечно, поблагодарить гармониста.
Ну и ну, и наплясались,
Ну и отчубучили,
Хоть мы сами не устали
Игрока замучили.
Ягодиночка на льдиночке,
А я — на берегу.
Попляшите вы, ботиночки,
Я больше не могу.
Наплясалися, напелись
Мы до помрачения.
Гармонисту за игру
Три кило печения.
Гармонисту за игру,
За игру кипучую
Восемь девок, девять баб
И кровать скрипучую!
С гулянья расходятся парочками. Парни провожают девушек. Стоят у крылечка, а кто — у заветной березки, кто-то — в тайном уголке постоянных свиданий. Шепчутся… Любятся… Сладкого времени у них — до вторых петухов. Тут уж пора прощаться. Торопливые слова. Жаркие объятья. Расставшись с подружками, парни узкими дорожками, тропками, стёжками спешат к околице, где уже ждёт их гармонист. Им ставить последнюю точку нынешней улице. Плечом к плечу, плотной, монолитной толпой идут ребята посреди села. Голосистый запевала начинает частушку и во всю удалую мощь лужёных глоток её тут же подхватывают. Взрываются ядрёные, отчаянные, трёхэтажные припевки. Словно ликующая гроза бушует над деревней, словно несётся всесокрушающий бурный поток озорной, бесшабашной молодой силищи… А в домах на жёстких полатях старики и старушки, на пуховых перинах мужики и молодухи, в прохладных горницах, на духмяных сеновалах дролечки, матанечки, вассалинки, ягодиночки — все, навострив уши, слушают, блаженно улыбаясь. Нутром своим знают, что пока вот так будет яростно греметь улица, будет незыблемо стоять и деревня. Прокатилась гроза и затихла за околицей. Светлеет край неба. Когда поют третьи петухи, деревня уже спит коротким крепким сном.
Вьюжным февральским днем от перрона Киевского вокзала отошел поезд Москва—Кишинев. В его составе было два вагона, которым надлежало двигаться дальше через границу. Я ехала в Бухарест — столицу государства, где семь лет назад упразднили монархию, мирно расставшись с королем Михаем, и провозгласили Румынскую Народную Республику. Мне предстояло жить там и преподавать студентам русский язык и литературу.
Сосед по купе, средних лет мужчина приятной наружности, долго читал газету, не выказывая ни волнения по поводу предстоящего путешествия, ни желания вступить в разговор с попутчиками. По всему чувствовалось, что эта дорога ему привычна. И правда, когда мы разговорились и познакомились, то он представился: Хорошилов Николай Васильевич, консул советского посольства в РНР. Он оказался скромным, умным и очень доброжелательным человеком. Николай Васильевич уже два года жил в Бухаресте, хорошо знал язык, страну, обычаи, политическую ситуацию. Всю долгую дорогу он с увлечением рассказывал о Румынии, по-отечески наставлял меня, предостерегал от невольных ошибок или курьезных положений, в которых часто оказываются наши соотечественники в силу воспитания и широты души своей. Сколько раз потом я вспоминала добрым словом своего попутчика! За время дороги от Москвы до Бухареста я освоила курс ценнейших знаний, которые так мне пригодились на практике.
Александр Вертинский, много путешествовавший по свету, в своих воспоминаниях подметил, что каждая страна имеет свой запах. Этот запах чувствуешь сразу же при въезде в нее. Англия, например, пахнет каменным углем и лавандой, Германия — сигарами и пивом, Япония — рыбой и морскими водорослями, Испания — чесноком и розами… Запах остается в сознании навсегда. И уже потом, желая вспомнить о стране, о том, что ты там увидел и что происходило с тобой, вспоминаешь прежде всего запах, а вместе с ним и все остальное.
Я с нетерпением и любопытством ждала встречи с Румынией. Каким будет первое впечатление? Яссы. Теплый солнечный день. В Москве еще снежная морозная зима, а здесь уже весна. Пахнет талой землей и свежеиспеченным хлебом. На узких прилавках разложена ранняя зелень, хорошо сохранившиеся в подвалах румяные яблоки, коляски овечьего сыра. Крестьяне в островерхих мерлушковых шапках, в полушубках нараспашку, женщины в ярких цветных платках. Это был другой мир, в котором мне предстояло прожить пять лет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу